Данте же, вместо того, чтобы отпустить мою руку, лишь крепче сжал пальцы и повел меня к дому. Дойдя до вдери, я попыталась опять освободиться, посчитав его долг доставки меня домой выполненным, но он еще крепче сжал мою ладонь и упрямо куда-то меня вел, при этом ни проронив ни звука. Иве исчез еще из машины и теперь казалось, что мы абсолютно одни на ближайшие несколько километров. Быстро пройдя прихожую и гостиную, Данте начал торопливо подниматься по лестнице, уже откровенно таща меня за собой.
-Данте! Стой! - я порядком запыхалась, но он не сбавил шага, пересекая коридор на втором этаже. Дверь его спальни тоже не стала препятствием и открыв ее на ходу, он также быстро закрыл ее изнутри, оставив меня посредине комнаты, запыхавшуюся и обалдевшую от его странного поведения.
-Что происходит? - на выдохе произнесла я. Данте молча сверлил меня взглядом, после чего развернулся и подошел к стенному бару. Ожидая хоть какой-нибудь реакции от вампира, я принялась рассматривать комнату, в которой не была еще ни разу. Спальня Данте как-то не привлекала моего интереса, тем более что он проводил практически все свое время либо в моей спальне, либо в своем кабинете. И вот, я стою в святая святых моего мужа с широко раскрытым от удивления ртом.
Эта комната была намного больше моей, но так мастерски обставлена, что ощущение пространства полностью терялось в лабиринтах картин и узоров ковра, переплетающихся с резным орнаментом на дубовой мебели и словно пряталось под тяжелым бархатным балдахином, скрывающим огромных размеров кровать. Прямо напротив уютно расположился камин и два массивных, обитых темно-зеленым бархатом, кресла, отделенных невысоким столиком из красного дерева. У противоположной стены спрятался за стеклянными планками бар, а всю оставшуюся стену занимало огромное, в потолок, окно. На низком подоконнике были разбросаны подушки и забыты несколько бокалов с остатками алкоголя. Центр комнаты венчала круглая медная люстра, как будто сошедшая с картин Гойи. Справа и слева от кровати, я заметила две двери, сравненные цветом с обоями. И именно в этот момент, я наконец присмотрелась внимательней к картинам, развешенным по комнате. На мой беглый взгляд, здесь опять собрались подлинники. Я восторженно скользила взглядом по ансамблю золотых и пурпурных работ великого мастера, пока не уперлась взглядом в самую мою любимую картину.
Первый раз я увидела Поцелуй Густава Климта, когда мне было 12 лет. Тогда Австрийская галерея, в которой выставляются все самые знаменитые работы художника, устроила выездные выставки по столицам мира и добралась-таки до Москвы. Моя мама, считающая своим долгом привить мне хороший вкус в искусстве, отвела меня в первый же день на выставку, каким-то чудом добыв билеты. Я помню, как словно во сне бродила по залам, где были собраны картины из раннего периода, плавно сменяющиеся уже более зрелыми и знаменитыми его работами. И вот, окунувшись в золото Юдифь, я наконец перевела взгляд на соседнюю работу. Не знаю, что меня поразило больше - то ли ощущение невесомости и абсолютной нереальности окружающего пространства в картине, то ли яркие, украшенные орнаментами и символами, как будто украденные с языческих обрядов, костюмы героев картины. Или меня поразило то, чему я не знала определения в том возрасте - тот момент единения, что Климт поймал в сети своего гения и передал на картине - момент любви, апофеоза близости между двумя людьми, заключенные в четыре угла дубовой рамы. Женское лицо, с прикрытыми в ожидании глазами и кудрявая, черноволосая мужская голова, застывшая на пол пути к таким желанным, соблазнительным губам возлюбленной. Словно путник, набредший чудом на оазис в пустыне. Наверное, в том возрасте, мне стоило бы захихикать и смущенно потупив глаза, начать рассматривать Юдифь или очередную работу, но я как завороженная стояла перед этой картиной. Ни грамма пошлости, обыденности, грязи - при взгляде на эту картину, возникает ощущение, что ты Бог, взирающий на венец своего творения - человеческую пару, дарящую друг другу любовь. Какое-то космическое ощущение.
И вот сейчас, оказавшись в первый раз в спальне своего мужа, я сразу же наткнулась на эту картину. Вопрос о подлинности даже не возникал - я не знала, я чувствовала, что она настоящая, как если перед вами положили бы живое и восковое яблоко и попросили определить настоящее. Пока я любовалась картиной, Данте видимо налил себе выпить и неслышно присоединился ко мне в созерцании.
-Ты знаешь, я тоже невероятно сильно люблю эту картину. Когда я уже порядочно побыл вампиром и мне захотелось найти наконец себе смысл в этой вечности, я абсолютно случайно наткнулся на Густава, когда был проездом в тогда еще Австро-Венгрии. Он напрочь отказался продавать мне картину, несмотря на то, что бедствовал. Тогда мне пришлось просить Римуса сделать копию и подменить ее, уже без ведома мастера. Да, я знаю, поступок недостойный благородных вампиров, но когда я увидел ее первый раз.. Знаешь, мне показалось, что я знаю, ради чего можно прожить вечность - вечность, ради одного такого момента в жизни, не такая уж и страшная плата... - Данте отставил бокал в сторону и повернулся ко мне всем телом.
-Зари... - я словно в трансе повернула к нему голову, с трудом отрываясь от любимой работы - Что происходит сейчас внутри тебя? Я хочу понять. Без выводов, без анализа - просто услышать все, что ты сейчас чувствуешь и думаешь. Я.. - он сжал пальцами рукав сюртука - Я пытаюсь винить себя за то, что сделал с тобой там, но не могу. Я бы сделал это еще раз, но ты так ничего и не сказала мне, ты снова меня ненавидишь или тебе все равно, что происходит в твоей голове, расскажешь ты мне в конце-концов? - к концу своего монолога Данте уже начал повышать голос, что для хладнокровного вампира было нонсенсом. А я стояла и не могла понять, чего он от меня хочет. Что я думаю? Ничего не думаю, нет, мне не все равно, но это просто было и я не хочу перемалывать эти воспоминания. Данте с отчаянием смотрел мне в глаза, пытаясь видимо найти там хоть отклик ответа.
Вместо этого я просто потянулась пальцами к его лицу, прочертив аккуратную линию от подбородка к скулам. Данте прикрыл глаза, впитывая в себя эту мимолетную ласку. А я продолжила пальцами рисовать его лицо, нанося пальцами легкие штрихи, словно запоминая идеальный профиль, обходя, желая стереть, глубокие синяки под глазами, наслаждаясь мягкостью линии бровей. Когда мои пальцы коснулись губ, Данте перехватил мою руку, прижав сильнее, отпечатывая мои пальцы на своих тонких, бледных губах.
Сейчас, каждое прикосновение как-будто стирало всю ту грубость, которую я вынесла чуть раньше. Мне хотелось затереть это, перебить как неприятный запах, нежностью, лаской, тем неизбывным чувством, что поймал в ловушку полотна Климт. Вторя моим мыслям, Данте медленно склонился надо мной, руками нежно притягивая меня к своему напряженному телу. Я так и не убрала руку, спасая этим движением себя и его от последнего шага, разделяющего наши губы. Но Данте легко преодолел этот последний рубеж, наклоняясь еще ниже ко мне и легонько целуя в уголок рта. В этот момент я не чувствовала никакой бешенной тяги или животной дикости внутри, мне казалось, что наши санг вообще покинули нас, предоставляя нам самим разобраться в тех ощущениях, что мы дарим друг другу. И сейчас главенствующим в них была нежность, тихая, всепоглощающая нежность. Мои пальцы послушно капитулировали под напором нежнейших губ Данте. Его руки, словно две лозы оплели мою талию, запечатывая меня в его объятиях. Сейчас не было никаких мыслей, я понимала, что не смогу не подчиниться этим легким, практически невесомым движениям. Вампир аккуратно раздвинул мои губы и наши языки встретились в долгожданном противостоянии, словно две волны, поглотившие друг друга. Мои руки лихорадочно перескакивали с рубашки мужа на его короткие теперь волосы, запутывались в них и снова продолжали свой бег по лацканами сюртука, теребя обрывки рубашки. Мне хотелось запомнить каждую мельчайшую деталь его образа, но не глазами, а руками, чтобы потом в любой момент определить, кто передо мной.