— Ох, ну и сучка нам сегодня попалась.
Рыжий лишь улыбнулся:
— Ты правда не знаешь, что это такое?
Стелла замотала головой. Глаза вновь застелила пелена из слёз — в его похотливом взгляде читалось предвкушение грязного унижения.
— Ну-ну. Не плачь. — Рыжий сказал это так приторно ласково, что захотелось выть. Парни издевались, но она ничего не могла поделать. — Сейчас я тебе всё объясню.
Рыжий кивнул чернявому, знаком приказав выйти. Тот недовольно хмыкнул, но удалился. Присев на кровать, рыжий раздвинул ноги и потянул девушку за руку на пол:
— Иди сюда.
Сопротивляться не осталось сил. Тело обмякло, и она рухнула перед ним на колени.
— Ты ведь хотела узнать? — Он приподнял её голову за подбородок. Голос и пальцы дрожали от нарастающего возбуждения. Другой рукой он вновь расстегнул ширинку. — Так смотри.
Ещё несколько быстрых движений, и Стелла зажмурилась.
— Смотри, сука! — Рыжий больно сжал её скулы, заставив открыть глаза.
Она повиновалась, подняв голову выше, и посмотрела ему в лицо.
— Что тебе надо? — Отчаяние в голосе сменилось безразличием.
— Давай, возьми его.
Противно облизнув пересохшие губы, он приподнял таз. Пришлось зажмуриться вновь. Запах потной промежности ударил в нос. Она брезгливо сморщилась.
— По-другому тебе не уйти. Либо так, либо расстанешься со своей целкой или исполосуем всю на хрен, — теряя терпение, прохрипел он.
— Но что ты хочешь от меня? — Стелла всхлипнула, отвернувшись, насколько это было возможно.
— Возьми его в рот, сука! — Он обхватил её лицо двумя руками, поворачивая к себе. — Что тут непонятного?!
— Ч-что?! — Она чуть не подавилась словами.
— Давай, — зашипел он, — хватит прикидываться невинной овцой!
Его физиономия перекосилась от похоти и злости. Руки тряслись, в уголках рта собралась пенистая слюна. Он походил на наркомана из криминальных фильмов, которые так любил папа. Вообще, эта ситуация казалась настолько нереальной, будто кто-то по ошибке взял и вписал Стеллу в чужой сценарий. Она не должна была находиться в этом месте в этот час! У неё по расписанию шло искусствоведение, и она должна была стоять за мольбертом и рисовать природу! Любоваться природой! А не смотреть на омерзительную часть тела ублюдка, от которой разило потом и мочой.
Она зажмурилась, с трудом подавляя приступ наступающей рвоты. Сейчас слюни Макса не казались такими гадкими. Она согласна была целоваться с ним всю оставшуюся жизнь, лишь бы открыть глаза и проснуться. Но это был не сон.
А за стеной ждал своей очереди чернявый.
— Я не могу. — Стелла машинально сжала челюсти, когда он надавил на макушку и мерзкий орган коснулся ее губ. Но его пальцы с силой разомкнули ее рот через щёки.
Свобода. Но какой ценой?
И она поддалась. Потом его место занял чернявый. Отвращение и брезгливость сменились отрешённостью и ступором...
Долго на лестнице сидеть было нельзя. В любой момент мог кто-то выйти и, увидев её, принять за бездомную. И хотя всё ещё тошнило, она собралась с силами, поднялась и шаткой походкой спустилась вниз. Деньги, которые подонки ей сунули в карман, выставив за дверь, машинально выкинула в мусоропровод. В голове гудело, а во рту скопилась мерзкая слюна. Казалось, будто в горло засунули жабу. Несколько жаб. Сдохнувших и пролежавших на солнце несколько дней. И этот слизко-вязкий привкус разлагающейся плоти невозможно было вытравить даже самой сильной жвачкой.
Она остановилась у выхода из подъезда, подавляя чувство вновь накатывающей рвоты. Ненависть к себе и собственному телу, принявшему чужую плоть, пропитали душу.
Выйдя на улицу, она вдохнула полной грудью дорогой воздух свободы и побрела по тротуару.
От пешей прогулки полегчало. Некоторые прохожие оборачивались, оглядывая с ног до головы растрепанную и помятую девушку в рваных колготках. Некоторые брезгливо морщились и обходили стороной, но никто не подошел и не спросил, нуждается ли она в помощи. А ей было все равно. Она убеждала себя, что самое главное — она осталась жива, только навязчивые мысли не давали покоя, возвращаясь в новом обличии и усиливая тревогу.
И что теперь делать? И как дальше жить?
Потерянность, апатия, презрение к себе — все чувства перемешались, и она машинально передвигала ноги, на самом деле не зная, куда идти. Домой? Но как она посмотрит в глаза родителям? Как объяснит своё состояние? Что скажет маме, для которой мнение окружающих важнее всего? Которая поддерживает образ «идеальной супруги» даже когда у нее всё валится из рук. Лишь бы не дать повод соседкам сказать лишнее слово в их сторону. А папа? Он ведь не от мира сего. Живёт в своем вакууме мировых проблем, машин и рыбалки, и не подозревает, что какое-либо несчастье может коснуться его семьи.