NO STORY BY O. HENRY |
БЕЗ ВЫМЫСЛА (Перевод Г. Конюшкова) О’Генри |
To avoid having this book hurled into comer of the room by the suspicious reader, I will assert in time that this is not a newspaper story. You will encounter no shirt-sleeved, omniscient city editor, no prodigy «cub» reporter just off the farm, no scoop, no story - no anything. |
Чтобы предубежденный читатель не отшвырнул сразу же эту книгу в самый дальний угол комнаты, я заранее предупреждаю, что это - не газетный рассказ. Вы не найдете здесь ни энергичного, всезнающего редактора, ни вундеркинда-репортера только что из деревни, ни сенсации, ни вымысла - ничего. |
But if you will concede me the setting of the first scene in the reporters' room of the Morning Beacon, I will repay the favor by keeping strictly my promises set forth above. |
Но если вы разрешите мне избрать местом действия для первой сцены репортерскую комнату "Утреннего маяка", то в ответ на эту любезность я в точности сдержу все данные мною выше обещания. |
I was doing space-work on the Beacon, hoping to be put on a salary. Some one had cleared with a rake or a shovel a small space for me at the end of a long table piled high with exchanges, Congressional Records, and old files. There I did my work. I wrote whatever the city whispered or roared or chuckled to me on my diligent wanderings about its streets. My income was not regular. |
В "Маяке" я работал внештатным сотрудником и надеялся, что меня переведут на постоянное жалованье. В конце длинного стола, заваленного газетными вырезками, отчетами о заседаниях конгресса и старыми подшивками, кто-то лопатой - или граблями расчистил для меня местечко. Там я работал. Я писал обо всем, что нашептывал, трубил и кричал мне огромный город во время моих прилежных блужданий по его улицам. Заработок мой не был регулярным. |
One day Tripp came in and leaned on my table. Tripp was something in the mechanical department - I think he had something to do with the pictures, for he smelled of photographers' supplies, and his hands were always stained and cut up with acids. He was about twenty-five and looked forty. Half of his face was covered with short, curly red whiskers that looked like a door-mat with the «welcome» left off. He was pale and unhealthy and miserable and fawning, and an assiduous borrower of sums ranging from twenty-five cents to a dollar. One dollar was his limit. He knew the extent of his credit as well as the Chemical National Bank knows the amount of H20 that collateral will show on analysis. When he sat on my table he held one hand with the other to keep both from shaking. Whiskey. He had a spurious air of lightness and bravado about him that deceived no one, but was useful in his borrowing because it was so pitifully and perceptibly assumed. |
Однажды ко мне подошел и оперся на мой стол некто Трипп. Он что-то делал в печатном отделе, - кажется, имел какое-то отношение к иллюстрациям; от него пахло химикалиями, руки были вечно измазаны и обожжены кислотами. Ему было лет двадцать пять, а на вид - все сорок. Половину его лица скрывала короткая курчавая рыжая борода, похожая на коврик для вытирания ног, только без надписи "Добро пожаловать". У него был болезненный, жалкий, заискивающий вид, и он постоянно занимал деньги в сумме от двадцати пяти центов до одного доллара. Больше доллара он не просил никогда. Он так же хорошо знал предел своего кредита, как Национальный Химический банк знает, сколько H2O может обнаружиться в результате анализа некоторых обеспечений. Присев на краешек стола, Трипп стиснул руки, чтобы они не дрожали. Виски! Он всегда пытался держаться беспечно и развязно, это никого не могло обмануть, но помогало ему перехватывать взаймы, потому что очень уж жалкой была эта наигранность. |
This day I had coaxed from the cashier five shining silver dollars as a grumbling advance on a story that the Sunday editor had reluctantly accepted. So if I was not feeling at peace with the world, at least an armistice had been declared; and I was beginning with ardor to write a description of the Brooklyn Bridge by moonlight. |
В тот день я выманил у ворчливого бухгалтера пять блестящих серебряных долларов в виде аванса за рассказ, который весьма неохотно был принят для воскресного номера. Поэтому если я и не состоял еще в мире со всей вселенной, то перемирие во всяком случае было заключено, и я с жаром приступил к описанию Бруклинского моста при лунном свете. |
«Well, Tripp,» said I, looking up at him rather impatiently, «how goes it?» He was looking today more miserable, more cringing and haggard and downtrodden than I had ever seen him. He was at that stage of misery where he drew your pity so fully that you longed to kick him. |
- Ну-с, Трипп, - сказал я, взглянув на него не слишком приветливо, - как дела?Вид у него был еще более несчастный, измученный, пришибленный и подобострастный, чем обычно. Когда человек доходит до такой ступени унижения, он вызывает такую жалость, что хочется его ударить. |
«Have you got a dollar?» asked Tripp, with his most fawning look and his dog-like eyes that blinked in the narrow space between his highgrowing matted beard and his low-growing matted hair. |
- У вас есть доллар? - спросил Трипп, и его собачьи глаза заискивающе блеснули в узком промежутке между высоко растущей спутанной бородой и низко растущими спутанными волосами. |
«I have,» said I; and again I said, «I have,» more loudly and inhospitably, «and four besides. And I had hard work corkscrewing them out of old Atkinson, I can tell you. And I drew them,» I continued, «to meet a want - a hiatus - a demand - a need - an exigency - a requirement of exactly five dollars." |
- Есть! - сказал я. - Да, есть, - еще громче и резче повторил я, - и не один, а целых пять. И могу вас уверить, мне стоило немалого труда вытянуть их из старика Аткинсона. Но я их вытянул, - продолжал я, - потому что мне нужно было - очень нужно - просто необходимо - получить именно пять долларов.
|