Его выходки такие смешные.
— Какой еще сюрприз?
Ники ничего не отвечает, раздавая мне воздушные поцелуи. Я хватаю его в охапку, и он визжит еще громче. Ники кричит мое имя снова и снова, пока я не отпускаю его и не сажаю на кровать. Склонившись к нему, я прищуриваюсь. Он делает то же самое. Отлично, с утра пораньше у нас соревнование, кто кого переглядит. Ники снова хохочет.
— Господи, да что происходит? — бормочу я себе под нос, после чего кричу: — Томас!
— Томас! — кричит и Ники. Вот же попугайчик.
— Па-па! — нараспев зову я, и, конечно же, малыш повторяет за мной. — Ты меня не переиграешь, малыш, — говорю я Ники, который в ответ на это хлопает в ладоши.
Собравшись еще раз позвать Томаса, я наконец замечаю, во что одет Ники. На нем белая рубашка и синие джинсы.
Что… В чем дело?
Почему он так одет?
Со своими голубыми глазами и черными кудрями Ники выглядит миниатюрной копией мужчины, которого я люблю. Мое безумное сердце начинается биться все быстрее и сильнее.
Мы влипли, — говорит оно.
Мы любим его так сильно.
Можно подумать, я и так этого не знала. Можно подумать, что я днями напролет не думала о будущем. И как будто не переживала по этому поводу буквально вчера вечером.
Резко обернувшись к двери, я вижу стоящего там Томаса, одетого так же, как и Ники.
О боже.
Они вдвоем прикончат меня. Вот и объяснение царящему внутри хаосу: я умираю. Именно так смерть и ощущается. Все бушует и накрывает с головой. Ощущение, будто мое сердце воздушный шарик, вот-вот готовый лопнуть.
— Привет, детка, — с сексуальной ухмылкой говорит Томас и входит в спальню.
— В чем дело?
Он наклоняется и оставляет у меня на губах невинный поцелуй. Невинный? До чего приятное заблуждение.
— Что ты делаешь? — вытаращив глаза, интересуюсь я. — И почему Ники так одет?
— Кажется, наряд ему понравился.
Я поворачиваюсь к малышу. Он не обращает на нас внимания и играет часами своего папы, бормоча что-то себе под нос. Снова повернувшись к Томасу, я обнаруживаю, что он не сводит с меня глаз. Их взгляд не пылает, как обычно, а приятно греет. За последние несколько месяцев он стал мне знакомым и означает, что Томас может быть милым и заботливым. Хотя он никогда в этом не признается и скажет, будто я все это выдумала.
Но нет, этот взгляд настоящий. Почему Томас так на меня смотрит? Мое сердце трепещет в нетерпении. Знаю, что-то грядет. Что-то очень и очень важное.
Господи…
Я ахаю.
— О боже, ты что, делаешь мне предложение? — резко выпрямившись, спрашиваю я. — Делаешь предложение, да? Господи боже мой… Кажется… — прижав ладонь к своей груди, начинаю я, — кажется, у меня сейчас будет сердечный приступ.
Томас садится на край кровати и кладет теплую руку поверх моей ладони.
— Лейла. Успокойся. Расслабься, слышишь?
— Т-ты…
— Нет. Пока что нет, — он мотает головой, а потом ворчит: — Кстати, спасибо, что украла отличную идею.
— Ты меня напугал, — с усилием сглотнув, говорю я.
Сжав челюсть, он отпускает мою руку.
— Я тебя пугаю? Я, делающий тебе предложение?
Я поднимаю взгляд на Томаса. Резко очерченные скулы, мягкие губы и красивые глаза. Густые темные волосы. В это мгновение я даю себе обещание, что когда умру, закрою глаза и представлю его лицо таким, какое оно есть на данный момент: Томас немного рассержен, невероятно красив и влюблен. Как будто все его эмоции слились воедино в одном взгляде.
— Да, — облизав сухие губы отвечаю я, и Томас вздрагивает. — Меня пугает, как сильно я этого хочу. Как сильно жажду услышать твой вопрос и ответить «Да».
Лицо Томаса смягчается. Вот же дурачок. Неужели он думал, что мой ответ может быть другим?
Но тут возвращается сексуальная ухмылка.
— Ну еще бы. Ведь я — желанный приз.
Вздохнув, я закатываю глаза и слегка ударяю его в грудь.
— Знаешь, ты кто? Ты… — остановившись, я перевожу взгляд на Ники. Томаса всегда смешит, что в присутствии мальчика я стараюсь следить за языком. Потом внезапно кое-что вспоминаю.
— Эй, а что за сюрприз? — спрашиваю я.
— Забудь. Он испорчен.
— Ничего подобного. Выкладывай. Ники пообещал мне сюрприз.
Услышав свое имя, малыш бросает игрушку и подползает к своему папе. Мягко погладив сына по груди, Томас целует его в лоб.
— Ники, скажи Лейле, что она все испортила. И теперь мы ей ничего не расскажем.
— Испортила! — снова смешно картавя, выпаливает Ники. — Сюрприз!
— Вот, значит, вы какие, — надув губы, бормочу я.
— Как думаешь, может, все-таки стоит ей рассказать? — легонько толкнув Ники в бок, интересуется Томас. — Она же девочка. Сама же ни за что не догадается.