А там, в радио, там же не только голоса! Там же ещё музыка, скрип этот страшный, нога-то скрипит, клюка потрескивает! Бабке страшно, деду ещё страшнее! (А девочка та и вовсе от страха умирает уже...)
Скырлы, скырлы, скырлы,
На липовой ноге,
На берёзовой клюке.
Все по сёлам спят,
По деревням спят,
Одна баба не спит —
На моей коже сидит,
Мою шерсть прядёт,
Моё мясо варит.
Во дворе маленького домика, на длинный, из двух палок, шест прикручен фонарь, который освещает двор. Палки плохо скреплены и даже при самом тихом ветре скрипят так, что в доме всё слышно: «Скырлы, скырлы, скырлы...»
Девочка стоит у окна, смотрит на дорогу, по которой с работы должна прийти бабушка, и боится, боится тем детским вселенским страхом, ужаснее которого ничего нет на белом свете. Одна-одинёшенька в тёмном домике на отшибе, где вокруг только бор, речка, дубрава да горбатые сугробы. А бабушки нет и нет. За спиной, в печи трещит несгораемое полено, на улице скрипит фонарь, и весь дом наполнен этими живыми голосами, жуткой музыкой и медведем, идущим мстить на кровавой культе...
Плакать нельзя. Из-за слёз будет не виден краешек дороги, откуда появится любимая, родненькая, единственная спасительница — бабушка.
«Скырлы, скырлы, скырлы... Все по сёлам спят, по деревням спят...»
— Гуля! Доню моя! Ты где, детка?! Гуля! Господи, да что ж ты на голом-то полу спишь?! Ты плакала?! Ну что ты, маленькая моя, я ж ненадолго задержалась! Господи, кости все ледяные, когда же ты у нас поправишься, хвороба ты моя жалкая?! Ну, всё-всё, не плачь, баба твоя пришла... какой медведь?! Где?! В подполе?! Да нет там никого, дурочка ты моя маленькая...
Бабушка в пальто, не раздеваясь, обнимает и качает свою лысую исплаканную внучку, целует, тоже плачет. Жалко.
— Хвороба моя, смотри, что я привезла. Мы ж с тёть Валей на коне за посылкой ездили! Мама из Москвы тебе прислала, айда смотреть, что там!
На полу в сенях стоит огромная коробка из-под телевизора «Изумруд», бабушка затаскивает, волоча её по полу в дом, открывает. А вы помните габариты коробки телевизора «Изумруд»? В коробищу эту можно было уложить четверых шестилеток и сверху еще трёхлеткой утрамбовать. Всем бы хватило места.
И в этой волшебной коробке из самой Москвы к лысой девочке приехали апельсины, пастила «Сластёна», «Мишки на севере», «Маска», «Вдохновение», шоколадные батончики, бананы (бабушка их потом курям скормила — не смогли мы их оценить) и книжки! Крапивин, Драгунский, Гайдар... Богатство! Счастье!
Абсолютное счастье, когда те, кого мы любим, возвращаются. Пусть даже и чуть задержавшись, можно и подождать, главное, что они, твои родненькие, придут, поцелуют и пожалеют тебя. Хворого, лысого, страшного, но от этого не менее любимого своего дитёнка. Счастье, когда мама молодая, весёлая, ещё учится и шлёт тебе посылки с апельсинами и книжками, и вообще она скоро-скоро приедет.
Счастье — это тёплый, маленький домик на краю села и все, все ещё живы и здоровы.
Ждите всех, как в последний раз, шлите посылки с апельсинами, любите ближних и дальних, пока они ещё живы, говорите о том, как вы их любите. И вас пусть всегда ждут и любят в вашем тёплом доме.
Без зла
Мои деды жили на улице Дубровской. Дом, если считать от Барнаула в сторону Казахстана, был последний в деревне. У околицы, аккурат под шоссейкой, было вкопано колесо от КамАЗа, которое служило «залом ожидания» для транзитных пассажиров, следующих через Новичиху в Мельниково, Волчиху, Михайловское и Усть-Каменогорск.
Четкого расписания в те времена автобусы не имели. Режим их движения больше напоминал гаррипоттеровский автобус-призрак для проштрафившихся волшебников. Когда он подберёт страждущих странников, никому доподлинно не было известно.
А люди, которые, как известно, всегда полны надежд, ждали. Ждали всегда. И в зной, и в стужу. И под дождём, и в снегопад. Потому что «обстоятельства всегда сильнее нас». То кто-то родился, то умер, то приболел, то из отпуска нужно скорее успеть на работу, кто-то с обследования из города приехал, — причин масса.
И за бабушкиной околицей каждый день колготилось много народу в ожидании проходящего автобуса. А он, бывало, либо не приходил вообще, либо пролетал мимо страждущих в него попасть, в силу своей переполненности. Люди ждали. Под палящим степным солнцем, во время суховея, под дождём, во время вьюги. Потому что надо. Очень надо.
Человек — существо, зависимое от своей физиологии. Он хочет пить, хочет есть, хочет в туалет и спать он тоже хочет. А из всех «условий» — только колесо от КамАЗа, где можно сидеть по очереди.