Он хотел еще добавить, что лучше бы все преступники были бы отвратительными на вид, вместо улыбки гаденько бы ухмылялись и словарный запас их не превышал бы десятка слов, тогда не пришлось бы ни в ком разочаровываться, поражаться многоликости человеческой натуры. И вообще работать было бы легко и просто. Но не успел, потому что зашипела рация и из миниатюрного динамика прозвучал чуть искаженный эфиром голос одного из оперативников:
— Сто первый, сто первый, я сто четвертый, как слышите меня?
— Слышу хорошо, — ответил Мохов, непроизвольно повернув голову к микрофону, хотя на улице, конечно, никогда не позволил бы себе этого сделать, чересчур заметный и характерный жест. — Что случилось?
— Он уходит. С ним еще в белой рубахе, клетчатых брюках, кавказец.
— Через главные ворота?
— Да.
— Все, я их вижу. Пошли!
Бородатый шагал торопливо, слегка вразвалку, непомерно длинные руки его, как два совершенно чуждых телу отростка, болтались по бокам, будто какой-то гигант дал бородатому поносить их на время. Рядом шел высокий сутуловатый кавказец. Видимо, один из рыночников, хотя Мохов его за прилавком не видел. Когда эти двое отдалились метров на двести, Павел повернулся к Бычкову, сказал быстро:
— Ну вот, начинается работа. Трогай. Ребята поведут их. А мы будем в арьергарде.
Примерно через квартал Борода и его спутник свернули на улицу Хабарова. Бычков подогнал машину к перекрестку, притерся к тротуару.
— Я сто первый, я сто первый. Как дела?
— Я сто третий. Пока спокойно. Топают, как на прогулке.
Прошла минута, вторая…
— Я сто второй, я сто второй! Они сели на автобус третьего маршрута. С ними сто четвертый. Подберите меня у табачного киоска на Хабарова.
Оперуполномоченный Семин был щуплый, маленький, вихрастый и совсем походил бы на мальчишку, если бы не угрюмо-печальное выражение лица и внимательный, пристальный взгляд. Он плюхнулся на сиденье, отдуваясь.
— Жарко. Давно такого лета не было.
— Какой госзнак у автобуса? — спросил Мохов, протягивая оперативнику пачку сигарет.
— Двенадцать — двадцать четыре.
Они нагнали его быстро. Бычков не рискнул подъезжать вплотную, а приткнулся в хвост к красному «Москвичу», который шел за автобусом. Возле остановки, когда автобус стал притормаживать, Бычков вслед за «Москвичом» обогнал его, чтобы через некоторое время вновь пристроиться в нескольких метрах сзади. Но этого не понадобилось.
— Я сто четвертый, на остановке «Детский городок» они вышли.
— Ну все, я пошел, — сказал Семин, вздыхая. Он открыл дверцу и раздраженно заметил: — Просто Сахара какая-то.
Некоторое время «Нива» не двигалась с места. Мохов ждал очередного сообщения. Голос Семина ворвался неожиданно. Оперативник говорил зло и отрывисто:
— Я сто второй. Они перепроверяются, свол… Слышите меня? Вернее, не они, а Борода.
— Они вас заметили? — встревожился Мохов.
— Думаю, что нет, но работать тяжело, оглядываются на каждом шагу. Они идут к универмагу.
Универмаг выстроили недавно. Проектировали его молодые архитекторы из Новосибирска. С виду он напоминал огромный кубической формы аквариум, набитый мелкой рыбешкой, потому что уже издалека можно было различить за стеклами беспорядочно двигающихся по четырем этажам универмага покупателей. Горожане так и называли магазин — Аквариум. Мохов знал, что человеку опытному, знающему универмаг и прилегающие к нему улицы города, уйти в Аквариуме от наблюдения было не так трудно. Вечером универмаг всегда ломился от людей, в нем имелось много потайных уголков, где, переждав немного, преследуемый мог, затерявшись в толпе, уйти через один из четырех выходов. Если Борода заметил, что его «ведут», то его действия сейчас были вполне оправданными.