Виктор отнял ладони, и разговор рабочих снова потёк в уши.
— Приходил один, говорит, хозяев надо скинуть, — бубнил под ухо рослый. — А зачем мне их скидывать, если я нашего мастера, Фрола Кириаковича, уважаю?
— И заводовладелец, Карл Оттович Кейних, тоже редкой души человек, — вторил ему рабочий с осетрами. — Кормилец наш. Дай ему бог здоровья и процветания!
— Все эти марксисты — пьяницы и неудачники, — разглагольствовал третий. — Если жизнь не сложилась, так пойди в церковь, помолись, свечку поставь. Зачем же смуту устраивать? Нам не нужны великие потрясения!
Холодов, едва не выругав болтунов, отошёл в сторону, потому что Бурлакова почти не было слышно. И тут Виктор заметил, что Игнатьев подошёл почти к самому торговому дому, на котором висели огромные плакаты «Мы кормим российской пшеницей пол-Европы» и «Коровы по три рубля». Запутавшийся Холодов так и не смог понять, обработали тринадцатый год националисты или он был таким, лубочно-патриотическим, изначально. Зажав уши, фатумист бросился в погоню. Добежав до площади перед торговым домом, Виктор чуть не потерял националиста в толпе. Потом, разглядев его чуть ли не в конце площади, Холодов, извиняясь направо и налево, быстрым шагом двинулся вслед. Мельком он успел заметить, что публика изменилась. Теперь в толпе преобладали гимназистки с нежным румянцем, подтянутые юнкера, бравые офицеры, солидные господа в сюртуках.
Бурлакова он опять не расслышал, так как окружающая публика мешала разговорами, что зажатые уши не помогали:
— Ах, вчера мы у Мими играли в фанты. Серж, такая душка! Когда мне ручку целовал, так занятно краснел!..
— У Таточки на именинах мы вальсировали с Анатолем. Он меня ангажировал, проказник!..
— …а он мне, я ненавижу царя! А я ему, не смей, подлец! И хлоп по мордам!
— Как вы грубы, Алексис! Не уподобляйтесь, голубчик, хамам! Негоже русскому подпоручику такими словами…
— После дня ангела мы с маман и папа поедем на воды…
Колесо обозрения, казалось, возвышалось прямо над головой. По мере приближения становилось видно, что оно чудовищных размеров.
Виктор продолжал настойчиво пробираться сквозь толпу под звуки военного духового оркестра, играющего вальсы Шуберта. Иногда оркестр глушился колокольным звоном, исходящим от многочисленных златокупольных соборов, окружающих площадь. Увидев впереди огромный рекламный щит «Посети единственный в этой эпохе луна-парк!», Холодов разглядел под ним Игнатьева. Тот направлялся в парк, и Виктор понял его замысел: в луна-парке развлекаются в основном мемтуристы, совры, поэтому националист рассчитывал затеряться среди них. Едва не сбив с ног торговку французскими булками, Холодов рванул к парку развлечений. Многие меминженеры приукрашивают неинтересные эпохи, чтобы повысить посещаемость: вносят элементы приключений в жизнь исторических персонажей, повышают эпичность битв и сражений. Есть даже профессионалы хистаниматоры, задача которых — развлекать мемтуристов в какой-нибудь скучной эпохе, устраивать разные интересные мероприятия вроде королевской охоты или гладиаторских боёв. Видать, тринадцатый год в России — эпоха и без того интересная, если меминженеры решили обойтись тривиальным луна-парком.
Единственное, что выдавало националиста — одежда. Холодов попробовал поставить себя на место преследуемого и понял, что сделал бы следующее: по луна-парку ходит большое количество порожденцев от мемтуристов, нужно заманить жертву поглупее в укромное место и заставить поменяться одеждой. Мемтуристы в большинстве своём не используют мемобразы из-за экономии, поэтому они при погружении имеют свой реальный облик и свою одежду. Если националист наденет универсальную туристическую экипировку всех времён и народов — шорты, бейсболку и сандалии, то совершенно растворится в толпе совров.
У входа в луна-парк толпились — мемтуристы, большинство из которых уже стали порожденцами. Большинство из них были соотечественники, но попадались и иностранцы-европейцы. Виктор отличал их по глазам: у интуристов взгляд пустой, стеклянный, а у наших — агрессивно-презрительный. Мемтуристы натолкнули Холодова за очень простую мысль, до которой он почему-то не додумался сразу. Виктор вынул мемобраз и моментально переоделся в мемтуриста, точнее, военная хитрость, в мемтуристку, едва не забыв удалить надоевшую бороду. Пусть теперь националист попробует распознать в жирной тётке в шортах и мемфотоаппаратом на груди преследователя!