«А мне-то зачем сейчас погружаться? — продолжала колебаться учительница, — Вы ведь и так моего мужа оживите. Может, не стоит?»
«Стоит, стоит, — заверил её менеджер, — Оживление для мёртвяка — большое потрясение. Его надо подготовить, утешить. Очень тяжело после мемориума снова ощутить себя живым…»
Конец шестидесятых прошлого века меминженеры почти не тронули. Скорее, наоборот, он выглядел слегка идиллическим: тепло, солнечно, чистые полупустые улицы без ям и пробок, девушки в ярких пёстрых сарафанах… Лёгкий диссонанс вносили клумбы и пустыри, заросшие кукурузой: глупые мемористы забыли, что Хрущёва уже сняли, и карикатурная страсть к кукурузе в этом отрезке истории была излишней.
Всё было знакомым: Нина Ильинична погружалась несколько раз в это время в режиме бога. Первый раз, когда она увидела своего Петеньку в мемориуме молодым и здоровым, ревела неделю. В собственную личность она погрузилась первый раз. Некоторое время Нина Ильинична приходила в себя, оглядывалась, прислушивалась к своим ощущениям и радовалась молодому здоровому телу. Отсутствовали привычные боли в шее, не было онемения пальцев в правой руке, одышки и учащённого пульса.
— Ниночка! — раздалось над ухом. — Проведёшь в пятом «Бэ» литературу? У них окно…
Нина Ильинична вздрогнула, обернулась и ошалело посмотрела на завуча Людмилу Алексеевну. На молодую и цветущую, которая скончалась пять лет назад от ишемии.
— Что с тобой, Нина? — встревожилась завуч. — На тебе лица нет!
Та выбежала из учительской, едва не сбив с ног физрука.
— Вернись, Нина! — прокричала вслед завуч. — Или завтра же на бюро горкома комсомола будешь краснеть!
Учительница не обратила внимания на угрозы (всё-таки меминженеры успели поработать и здесь). Времени у неё было не так много: необходимо успеть добраться до авиационного завода. Там скоро начнётся обеденный перерыв, нужно разыскать Петеньку и поговорить с ним. Её погрузили в мемориум всего на два часа: насколько хватило оставшихся денег.
Петю нужно ремортировать из этого периода. Сейчас он — молодой инженер-технолог, через год он станет замначальника цеха, и жизнь его покатится под откос: хищения, суд, тюрьма… Родственники отвернутся, в начальники путь закрыт, появятся дружки-ворюги и, наконец, обширный инфаркт — итог неудавшейся жизни. Наивная Нина Ильинична забыла об универхронизме мертвяков; она не учла, что её умерший Петенька уже знает свою судьбу.
Она знала, что ремортация преступна и карается законом. Знала, но не понимала почему. Чем опасна ремортология — раздел мемористики, имеющий большое прикладное значение? Ведь восстановление из мемориума, оживление, могло бы осчастливить тысячи несчастных, потерявших своих родных и близких! Ремортация спасла бы от смертельной тоски родителей, потерявших своих детей, невест, у которых женихи погибли на войне или в автокатастрофе. Куда делись учёные-ремортологи, которые лет десять назад активно публиковались в средствах массовой информации?
Ведь мемориум — это рай для учёных. Когда люди научились погружаться в мировое историческое хранилище, столько интересных гипотез и теорий печатали научные журналы, сколько потрясающих воображение экспериментов проводилось! Писатели, попав в псевдопрошлое, могли диктовать сами себе романы. Можно было забросить в псевдопрошлое, например, швейную машинку, и она, «дожив» до срока переброски, снова перебрасывалась назад, и так до бесконечности. Учёные изучали возможность применить такую зацикленность в реальном мире, и человечество навсегда бы избавилось от производства: достаточно было перебросить предмет-зациклянт в прошлое, и он будет крутиться во временной петле, пока не рассыплется от ветхости.
Практически умершая в нашем веке философия вновь оживилась; новые концепции посыпались как из рога изобилия. Нина Ильинична помнит, как в одном солидном западном журнале философ с громким именем призывал отказаться от постулата вещного мира и перейти к концепции процессного мироздания. Мол, наш мир основан не на предметах, а на событиях, и плясать нужно не от атомов, электронов, существ, планет и галактик, а от процессов. «Атомами» должны являться простые процессы вроде ходьбы, бега, глазения, ползания, а роль сложных структур выполнять революции, учёба, становление и прочее. Вещам, существам и предметам отводилась роль вспомогательных сущностей, которые только обслуживают процессы. Не Вася бегает, ходит и учится, а бег включает в себя Васю, Колю и Авдотью Никитичну. Философ дофантазировался до того, что предложил именовать процессы, а людей и географические объекты, наоборот, лишить имён как вспомогательные элементы.