Ассистент помялся и, наконец, осторожно проговорил:
— Боюсь, как бы последствий не было…
— Каких последствий? — рассердился Виктор. — Разрушить этот пропос боишься? Ну и развалится он, велика потеря! Мемтуристов тут нет. Разве что в режиме бога глазеют какие-нибудь ультралибералы и потом детей своих коммунизмом пугают…
— Последствия могут сказаться на реале.
Холодов от неожиданности чуть не уронил стул.
— Причём здесь реал?! Боишься, что этот коммунистический ад исчезнет? По-моему, этого никто в реале и не заметит, за исключением замшелых демократов…
— Всё сложнее, Витя! — Юшечкин впервые назвал напарника по имени. — Мне Воздвиженский за пару недель до твоего появления рассказал о своей новой теории. Вот ты, меморист, разве не думал о мемориуме как о базе данных?
— Это не только я, это все так считают, — снисходительно посмотрел на ассистента Виктор.
Он хотел ещё что-то добавить, но тут за дверью послышался топот множества сапог, и раздались голоса:
— Чья очередь за пайками идти?
— Пятое звено.
— Что на ужин дают?
— Кормовая свёкла и морковный чай с сахарином.
— Свёклу ведь на обед давали!
— На обед турнепс был, дурень!
Ассистент, возбуждённый научным разговором, не обратил ни малейшего внимания на шум.
— Так почему никто до сих пор не сказал, где этот гигантский сервер находится?! — почти кричал он. — Куда записывается каждый миг копия нашей Вселенной? В параллельный мир, что ли?!
— Не ори. Какая разница, где находится? Ну, пусть это будут параллельные миры. Каждый мир — своя копия. Это никому не интересно.
— А зря! — торжествующе посмотрел на Виктора Юшечкин. — Потому что запись каждой резервной копии производится на реал. У нас нет другой Вселенной, другого сервера. Резервная база копируется на саму базу! Если множество отображается на само себя, то это преобразование, а не просто отображение! Вот и материя отражается на саму себя, а, значит, и преобразовывает! И это правильно, потому что отражение материи — это взаимодействие материальных объектов.
— Ну и что? — Холодов, отвыкший от теоретических изысканий, никак не мог сообразить, чем эта очередная теория профессора может помочь им в нынешнем положении.
— Ты точно кандидат наук? — скривился ассистент. — Это говорит о том, что и мемориум имеет влияние на континуум. Изменяя историю, мы вполне может изменить и наш мир. Обратная связь. Нельзя безнаказанно менять историю. Сломаю я этот коммунистический ад, и в нашем уютном реальном мирке что-нибудь обрушится…
Холодов не успел ничего высказать по поводу новой теории одиозного профессора, как в замке каптёрки застрекотал замок. В дверях показалось очень много народу: спаситель со шваброй в руках, дежурный по бригаде, рослый парень в кожанке с нарукавной красной повязкой, и ещё с полдесятка коротко стриженых молодых людей в юнгштурмовках.
— Эти, — указал шваброй на путешественников спаситель.
— Хвалю за бдительность! — улыбнулся уголком рта юноша в кожанке. — Можешь получить двойную пайку.
Подлый «спаситель» обрадовался и, фальшиво спев первый куплет «Интернационала», мигом умчался вместе со шваброй. А «кожанка» вперился глазами в путешественников и ледяным тоном спросил:
— Кто такие?
Виктор, чтобы не брякнуть лишнего, молча протянул «кожанке» заполненные собственноручно бланки, проклиная себя, что не помог ассистенту воспользоваться хистусилителем. Парень принял бланки и долго их изучал, шевеля губами.
— Из лагеря? — спросил он.
Наверное, эти бланки заполнялись для бывших заключённых. Холодов осторожно кивнул.
— В третью бригаду направляетесь?
— Ага. — Виктор порадовался, что в графе «Бригада назначения» он поставил цифру три, вспомнив объявление на казарме об обмене жёнами.
— Тогда почему вы здесь прячетесь, когда ваши товарищи работают?! — немедленно вскипел «кожанка». — От работы отлыниваете?! Обратно в лагерь захотелось? Я вам могу впаять ещё по пятку лет!
— Не надо, господин… товарищ… э-э-э… начальник, — залепетал Юшечкин, решив поучаствовать в разговоре. Виктор толкнул его ногой, но «кожанка» уже спрашивал:
— Какой ещё господин?! Мы что, при капитализме живём? Издеваешься?!
— Извините его, товарищ, — вмешался Виктор, спасая болтливого напарника. — Он контуженный. На него в лагере сосна упала, когда мы план перевыполняли.
— Он бы меня ещё вашим благородием назвал! — неостроумно ответил «кожанка», но его юнгштурмовцы дружно захохотали. Но парень нахмурился, и хохот тут же оборвался.