— Женя, то что ты говоришь сейчас, это не истероидальность случаем?
— Чтобы придать себе значимости?
— Да. Я очень прошу тебя быть со мной максимально реалистичной.
— Нет. Это реально со мной происходит. И тогда пару раз ты был свидетелем, когда я не справилась и меня утащили в те нижние частоты. В астральном теле. Ты веришь в астральные путешествия?
— Я не знаю. Не определился.
— Я могу тебя научить…
— Стоп. Не уходим в иррациональное. Я бы отнес это к параноидальному психозу. Как симптом.
— Ну, пусть тогда так, — вздыхаю я. — Врачи, такие врачи!
— На счет парафрении… твоих автоматизмов. Одержимости.
— Это уже пройденный этап, и мы вроде как определились, что это было на фоне гормонального всплеска.
— Теперь я в этом не уверен. Окей. Я бы хотел предложить тебе сегодня ассоциативное путешествие, — берет он в пальцы ручку и задумчиво покручивает.
— Давай.
— Между строк у тебя везде идет тема саморазрушения.
— «Самосовершенствование — онанизм. Саморазрушение — вот что действительно важно»! — улыбаюсь ему я.
Короткая улыбка в ответ, и на минуту он сбивается со своей волны.
— Женя… — хмурится. — Веди себя адекватно происходящему.
— Как скажете, доктор.
— Закрывай глаза… расслабься… отпусти свое сознание… посмотри картинки вместе со мной… мы отправляемся в путешествие… пять… четыре… три… два… один… ноль… смотри образы: собака… дом… береза… велосипед… портрет… чей?
— Женщины.
— Кто она тебе?
— Я не знаю… Мы похожи. Она мертвая. А глаза живые.
— Дальше… дорога… Куда она ведет?
— В лес.
— Зачем тебе туда?
— Отдохнуть.
— Ты устала?
— Девочка устала.
— Кто эта девочка?
— Я.
— Иди туда. Какой этот лес?
— Живой. Наблюдает.
— Иди глубже. Что видишь?
— Озеро.
— Какое оно?
— Темная неподвижная гладь.
— Дальше…
— Вхожу…
— Зачем?
— Тонуть не страшно…
— Ты хочешь утонуть?
— Я уже тонула.
— Что там?
— Там? Дом… покой… безмятежность… дар забвения…
— Это смерть?
— Да.
— Выходи из воды. Женя… Женя, ты меня слышишь?
— Да.
— Выходи. Что чувствуешь?
— Ветер.
— Это хорошо?
— Хорошо… можно летать.
— Куда ты летишь?
— Повыше.
— Зачем?
— Дольше падать.
— Ты любишь падать?
— Да. И разбиваться.
— Ты делаешь это во снах?
— Всегда.
— Тропинка… вернись на тропинку… впереди дом. Какой он?
— Ветхий… уютный… ведьмин дом.
— Заходи. Что видишь?
— Зеркало.
— Подойди к нему. Посмотрись в него.
Вздрагиваю.
— Что видишь?
— Всё.
— Кого видишь?
— Впереди девочка.
— Сколько ей лет?
— Ей?…Одиннадцать…
— Ты видишь кого-то еще?
— Вижу…
Открываю глаза, делая вдох поглубже.
— Жень? — наклоняется, всматриваясь в мои глаза.
— Ты веришь в реинкарнацию, доктор?
— У тебя просто очень живая фантазия, и ты не можешь адекватно отделять ее от реальности.
— Как скажешь.
Его рука ложится мне на лоб. Закрываю глаза.
— Ты можешь вспомнить кого ты видела в зеркале?
— Я видела себя.
— Девочкой?
— И девочкой тоже.
— Почему ей было одиннадцать?
— Ты хочешь мою интерпретацию?
— Да.
— Потому что в одиннадцать с ней случился Кандинского-Клерамбо, и она перестала быть только девочкой. Произошло расщепление, появились другие личности… А девочка осталась девочкой. И она во мне в том возрасте застряла. Это если говорить на твоем языке.
— А если на твоем?
— А если на моем, то я вспомнила свои инкарнации. Обрывочно. Не через события, а именно как состояния сознания, и я смещаюсь по своим личностям. Потому что ТОТ, кто переделал меня, он научил меня смещать свои состояния. Кастанеда называет это движением точки сборки. И как у твоего пациента, она не фиксирована жестко и почти всегда я могу этим управлять. Но в моменты стресса или усталости, я часто скатываюсь в свою «девочку».
— Женечка, а в какой больнице я могу забрать твою детскую карту. Где все эти обследования.