— Не помню, — растерянно ответил Николай. — Они, кажется, искрились.
— Рыжая? — уточнила чертовка.
— Скорее огненная. Там было какое-то свечение.
— По самой грубой шкале: брюнетка, блондинка или рыжая?
— Тогда рыжая.
— Понятно, — чертовка удовлетворённо кивнула. — Твою ночную подругу зовут Наама. Демоница со множеством лиц, мать демонов-шедим, любовница ангела смерти Самаэля и высшего демона Асмодея. По слухам она была первой женой Адама, ещё до Лилит. Наама соблазняет и демонов, и ангелов; но к людям у неё особое отношение.
— Это хорошо или плохо? — спросил Николай.
Бестия удивлённо посмотрела на него.
— А ты что, рассчитывал на «хорошо»? Не обольщайся, хороших вариантов у тебя не было. Но могло быть и хуже.
— Тогда зачем ты меня сейчас пытала?
— Знание имени демоницы, конечно, не даёт власти над ней, но — как бы это точнее сказать? — пробивает её на откровенность. Ты сможешь задать ей вопрос, и она тебе ответит. Только без рассусоливаний, чётко и конкретно. Времени у тебя будет мало.
— Почему?
Чертовка расплылась в широкой ухмылке.
— А ты не догадываешься? Вызвать суккубуса в сон можно лишь с переполненными тестикулами. А появившись в твоём сновидении, Наама сразу же плотно возьмёт тебя за член. Ещё вопросы есть?
Николай задумался; действительно, все его встречи в Наамой были очень короткими.
— Но есть же спреи, понижающие чувствительность? Может, сработает?
— Чувствительность к физическому трению, — уточнила чертовка. — Но Нааме не нужен физический контакт. Она ведь будет натирать тебе мозги.
36
К сновидческому погружению готовились тщательно. Макар предложил использовать виагру, но Бестия решительно помотала головой.
— Нет, никакой химии! Только натуральные продукты! У меня есть особый тайный рецепт. Дай-ка свою карточку.
— Так ты законопослушный бес! — восхитился Макар. — А я думал, ты просто берёшь, что хочешь.
— Конечно я просто беру то, что мне надо, — раздражённо ответила чертовка. — Или ты думал, что я буду стоять в очереди и любезничать с кассиршей? Но в конце дня баланс у неё должен сойтись. Не стоит привлекать лишнего внимания на пустом месте.
— А рецептом не поделишься? — спросил Макар.
— Зачем тебе? — удивилась чертовка. — У тебя ведь даже девушки нет.
Макар смущённо поковырял пол носком ботинка.
— Ну… на будущее.
Бестия строго посмотрела на него.
— Если у Полкана ничего не получится, у тебя не будет будущего. По крайней мере такого, в котором этот рецепт может понадобиться.
Макар хотел что-то ответить, но чертовка уже растворилась в воздухе вместе с его карточкой. Вскоре она вернулась со спиртовкой и пакетом, из которого остро пахло скошенным сеном. Выгнала друзей в соседнюю комнату и занялась своим зельем. К вечеру работа была закончена.
— Комплексное решение! — похвасталась Бестия. — Усыпление и возбуждение в одном флаконе!
— Надеюсь, слабительное туда не входит? — мрачно пошутил Николай.
— Вот и узнаем, — ехидно ответила чертовка. — Я эту смесь ещё ни на ком не испытывала.
Она подошла к окну и задвинула тяжёлые шторы.
— Выпей и ложись на кровать. Можешь не раздеваться, только кроссовки сними.
Потом посмотрела на Кузю.
— Может, ты пока посидишь в другой комнате?
Кузя упрямо помотала головой.
— Ну уж нет! Я не оставлю Полкана наедине с этой суккой!
Бестия не стала спорить. Она села рядом с Николаем, положила ладонь ему на лоб и стала чуть слышно бормотать что-то на незнакомом языке. Тело Николая напряглось, вытянулось в струну и тут же расслабилось. Чертовка встала и отошла от кровати.
— Вот и всё. Теперь нам остаётся только ждать.
Мужчины молча вышли из комнаты, чертовка последовала за ними. Кузя села рядом с Николаем и взяла его за руку.
— Только попробуй, кобелина, — прошептала она ему в ухо, — только попробуй.
37
Волосы Наамы искрились и горели. Тёплый оранжевый свет выхватывал из темноты соблазнительные выпуклости тела демоницы — налитую грудь, округлый живот, полные бёдра. Под взглядом Николая её тело послушно менялось — грудь уменьшалась, живот втягивался и становился плоским, опадала мягкая припухлость бёдер. Изнеженно-женственное превращалось в спортивное, подтянутое. Избыточная женская роскошь таяла, как снег под весенним солнцем; уже через секунду из-под неё стали проступать тазовые косточки.