— Хм… — Гарет обвел ее удивленным взглядом. — Оказывается, ты неравнодушна к Джерри!
Догадка заставила его призадуматься. Он всегда относился к Смиту с уважением, которого не смог подорвать даже неприятный инцидент на шхуне. Вопреки сказанному в таверне Гарет не спешил сваливать вину за случившееся на одного только Джерри. Однако как объект нежных чувств сестры тот представал в совсем ином, нежеланном качестве. Смит был не из тех, кто ищет любви и привязанности.
— Неравнодушна! — возмутилась Дарлин, заметив на щеках Рэй румянец смущения. — Речь идет о большем. Ведь так, дорогая? Признайся, ты любишь этого человека?
— Я не виновата, — вздохнула девушка. — Я не хотела, это случилось как-то само собой. Только, умоляю, не говорите ничего маме и папе! Они огорчатся, потому что знают, как и все мы, что это безнадежное чувство. Джерри никогда не разделит его.
Гарет с этим согласился. Все те годы, что он знал Джерри Смита, тот вел жизнь одиночки. Салем и Эшли приглашали его не только в свой дом, но и от имени Чарити и Роберта на целый ряд торжеств в Маклеллан-Лэндинге. Он ни разу не принял приглашения, словно поставил себе целью держаться подальше от людей. Только теперь Гарет понял, что до инцидента на шхуне Джерри не встречал женщин семейства Мак-леллан. Правда, он был представлен Дарлин и неплохо знал Эшли, но ни одна из них не была урожденной Маклеллан. Возможно, он потому и избегал появления в Лэндинге, что опасался самой возможности серьезных отношений.
— Почему ты так уверена? — тем временем допытывалась Дарлин.
— Мужество изменяет Джерри, когда речь заходит о сердечных делах, — сказала Рэй с грустной улыбкой. — Я не считаю его совсем бесчувственным, просто то, что он способен испытывать к женщине, уже отдано другой. Вот почему мне кажется, что отныне и навеки я для Джерри — лишь источник раздражения, средоточие неприятных воспоминаний. Возможно, теперь, когда он думает, что я все забыла, он вычеркнет из памяти те дни, что мы провели вместе.
Девушка умолкла, давая понять, что для нее разговор окончен. Гарет тем не менее предпочел бы выяснить кое-какие подробности, но понял, что сестра была не в настроении.
— Я бы хотела подняться к себе, — сказала она, когда чашка опустела. — У меня разболелась голова.
Возражений не последовало, но когда Рэй обернулась у самой лестницы, она перехватила встревоженные взгляды родственников. Почему она не сказала, что ей нужно о многом поразмыслить? Зачем было ссылаться на головную боль? Сабо звонко и как-то слишком живо стучали по полированному полу, и, оказавшись в своей комнате, Рэй раздраженно забросила их под кровать. Она прыжком оказалась на постели. Легкий полог взметнулся и затрепетал, словно от дуновения ветра.
Напрасно Рэй надеялась, что возвращение к ней памяти положит конец этому обмену взглядами у нее за спиной. Правда, до полного комплекта воспоминаний о прошлом было еще далеко, память представляла собой скорее лоскутное одеяло из событий и лиц. Пробуждение происходило поэтапно и напоминало сооружение громадной и сложной мозаичной фрески. Образ благовоспитанной юной леди как нельзя лучше отвечал ее теперешним устремлениям, и чем полнее он становился, тем больше казалось, что своенравные мысли и бурные порывы наконец-то удалось навсегда обуздать. Все говорило о том, что до злополучной вылазки к «Вульфу» она вела ничем не примечательную, добропорядочную жизнь. В минуты хандры Рэй называла ее нудной.
На очереди было еще немало эпизодов из прошлого, но не стоило и пытаться ускорить процесс — это лишь вызывало жестокую головную боль. Особенно некоторые моменты: драка «У Вульфа» или давний случай, произошедший в Маклеллан-Лэндинге, когда она целилась из мушкета в двух грабителей. При этом воспоминания о расторгнутой помолвке вернулись разом во всей своей полноте. Все, кроме Эшли и самой Рэй, находили это в высшей степени странным, а Лия и Трой ощутили громадное облегчение.
Девушка перевернулась на спину, полежала немного и собралась было спуститься в гостиную, чтобы признаться, что страдает не от головкой, а от душевной боли, но не сделала этого. Вряд ли это могло избавить Дарлин и Гарета от тревоги, скорее наоборот. Они даже могли решить, что требуется их вмешательство, а что могло быть ужаснее, чем разговор Гарета с Джерри и объяснение ее поступка в таверне? Рэй не могла и помыслить о том, что ее неразделенная любовь перестанет быть для него тайной.
Постепенно боль перешла в грусть, а потом девушка погрузилась в сон, как в омут забвения. Когда позже Дарлин зашла позвать Рэй на ужин, то нашла ее мирно спящей и выскользнула из спальни, так и не разбудив.
Глава 12
Девятое октября — день начала обстрела — выдалось ясным. Джерри хорошо помнил, как щурился, глядя против солнца на генерала Вашингтона, подносившего фитиль к пушке, которой предстояло дать первый выстрел по вражеским позициям.
Прошло всего пять дней, и вот он щурился снова, на этот раз чтобы хоть что-нибудь разглядеть сквозь дождь и мрак. Он скрытно вел своих людей к английскому редуту. Без сомнения, каждый из них испытывал те же неудобства, что и он сам, но это не слишком утешало, как и тот факт, что старший офицер Александр Гамильтон приказал брать опорный пункт противника без единого выстрела, пользуясь только привинченными к ружьям багинетами. Предстояла жестокая рукопашная схватка, и исход ее зависел от того, удастся ли застать англичан врасплох.
Отерев с лица дождевую воду, Джерри огляделся в поисках Ноя и, не обнаружив его поблизости, шепотом выругался. Куда его понесло в такой темноте? Он надеялся, что Ной останется в лагере вместе с Салемом. Было бы много проще идти на штурм с людьми, которых он знал только в лицо. Джерри всячески избегал сражаться бок о бок с теми, кто был ему хорошо знаком. Терять на войне друзей тяжело, но еще тяжелее, когда они гибнут у тебя на глазах.
Команда «Вперед, на штурм!» вернула его к действительности. Крик был подхвачен множеством глоток и слился в один ужасный вопль атакующей человеческой массы. С редута донеслись встревоженные возгласы, но уже через мгновение Джерри, захваченный яростью атаки, обо всем забыл.
Произошла отчаянная, суматошная стычка, больше похожая на ночную уличную потасовку, когда удары наносятся по большей части вслепую. Однако вскоре англичане оправились от первоначального замешательства, сомкнули ряды и встретили нападающих в штыки. Это были минуты, когда выжить означало убивать, и Джерри раз за разом вонзал багинет в живую плоть.
Он хотел выйти из этой схватки живым и по возможности невредимым. Тот, кого называли Святым Смитом — человек с печатью близкой смерти на челе, — перестал существовать в ту минуту, когда Рэй не узнала его в «Рэйли». До того времени Джерри казалось, что он готов к своей участи, но потрясение оказалось сильнейшим. Боль была так сильна, что внезапно его осенило: это шанс! Судьба дает ему возможность все исправить. Теперь, когда он стал чужим для этой девушки, когда она ничего не помнит о его прошлом и о том, как он обращался с ней на шхуне, Джерри может попытать счастья вновь. Это была великая удача, и он поклялся, что не позволит какому-нибудь вояке в красной форме перечеркнуть ее ударом штыка.
Рядом кто-то поскользнулся на размякшей земле, не удержал равновесия и рухнул на колени. Джерри бросил взгляд на упавшего. К его ужасу, это был Ной. Англичанин штыком нацелился ему в грудь. Не раздумывая, Джерри отразил удар и дал Ною такого пинка в плечо, что тот покатился в сторону. Он отвлекся всего на несколько секунд, но и этого оказалось достаточно.
Острый конец багинета вонзился в бедро, был с силой выдернут и всажен снова. Джерри успел заметить, как мелькнуло темное, липкое на вид лезвие. Его кровь на клинке смешалась с кровью других солдат. С нечленораздельным криком он перехватил свой мушкет за ствол и наугад нанес удар прикладом. Судя по крику боли, Джерри не промахнулся. Оставалось довершить дело, однако раненая нога подвернулась. Джерри пошатнулся, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Кровь вместе с дождевой водой струилась по одежде в сапог, и казалось, что с ней утекает жизнь. Джерри смутно сознавал, что кто-то оказался рядом. Ной. Значит, с ним все в порядке. И то слава Богу.