«Ублюдок, сын шлюхи! — звучало у него в ушах. — Ублюдок, сын шлюхи!»
Он набросился на Рэй. Как она ни отворачивалась, беспощадные поцелуи-укусы сыпались градом. В происходящем не было ни следа нежности, не было даже страсти, это была штормовая волна слепого бешенства.
Рэй поклялась, что никогда не забудет, как безжалостно Джерри взял ее тогда. Даже не взял, а надругался над ее телом, оставляя повсюду багровые отпечатки пальцев, которым позже предстояло превратиться в синяки. А она — она даже не могла прикрыться. Руки бессильно лежали за головой, словно были там туго связаны.
Рэй пыталась убедить себя, что все это происходит с двумя совершенно посторонними людьми и этот мужчина тоже по-своему жертва. Она ненавидит его и все же жалеет.
Когда Джерри добрался до ее груди, он и не подумал возбудить страсть. Рэй узнала, что соски могу твердеть не только от наслаждения, но и от боли.
Его руки скользнули вниз, к ногам. Он рывком раздвинул и приподнял ее бедра. Последовала пауза, словно Джерри колебался. Но когда Рэй нашла взглядом его глаза, это решило дело. Грубым толчком он оказался внутри ее.
Рэй уронила руку на лицо. Чтобы удержать крик, она закусила подушечку большого пальца. Глядя в потолок, она ждала, когда все кончится. Толчки были резкими, предельно глубокими, неприятными и сопровождались грубым ругательством. Как только Рэй оказалась свободной, она отвернулась к стене. Она слышала, как Джерри одевался. Он не спешил.
— Отец всегда питал слабость к шлюхам, по крайней мере к одной из них, — сказал он. — Вы были правы, мэм, в том, что это у меня в крови…
На пол со звоном упала монета. То, что еще не было растоптано в душе Рэй, было убито этим звуком.
— Не прохлаждайся долго, не то опоздаешь в Линфилд. Всего хорошего!
Глава 23
Через две недели у Рэй должно было начаться женское недомогание, но оно не пришло. Еще через месяц стало невозможно закрывать глаза на очевидное: из любви, шутки ради или благодаря насилию в последний день встречи Рэй с Джерри был зачат ребенок.
Ребенок, который изменил для Рэй все.
Даже если она была готова пойти на риск ради Джерри, Эшли, своих родных или себя самой, то ребенок поставил на ее авантюризме крест. Ни за что на свете Рэй не подвергла бы опасности эту крохотную искорку жизни. Самая большая ирония состояла в том, что, хотя Джерри и не пришел в голову этот единственный способ отвадить ее от Линфилда, он тем не менее им воспользовался. Возложив на Рэй ответственность за еще не рожденное дитя, он принудил ее уступить, и притом по доброй воле. Это было несправедливо!
Не было дня, чтобы Рэй не вспоминала о Джерри. Он представал перед ее взором жестоким и намеренно грубым. Если партнер стоит на своем, как легко из нежного и заботливого стать настойчивым, а потом и вовсе нетерпимым, от просьб перейти к угрозам и даже насилию.
Поняв, что беременна, Рэй примирилась с прошлым. Она уже не чувствовала ни ненависти, ни острой боли. Она вычеркнула Джерри из своей жизни так же, как он обещал за неповиновение вычеркнуть ее.
Раздумывая над тем, как и когда покинуть Линфилд, Рэй поневоле задавалась вопросом, как отреагирует Джерри, узнав о ребенке. Разумеется, он примет ее в свой дом и даст ей свое имя, но отныне их отношения будут лишены всякой эмоциональной окраски. Убить любовь легко, возродить — почти невозможно. В лучшем случае они лишь разделят заботу о малыше. Ради него они будут поддерживать внешние приличия, как это бывает в браке по расчету. Она станет смотреть сквозь пальцы на любовниц супруга и, быть может, однажды сама заведет любовника. Она больше никогда, ни за что, ни при каких условиях не позволит Джерри коснуться ее и пальцем. Мысли о его ласках вызывали теперь только отвращение.
Рэй обмахнула тканью последнюю вещицу — китайский фарфоровый подсвечник — и окинула взглядом библиотеку. Возможно, она что-то упустила. Однако все было в порядке.
Герцог в это время должен был завтракать со своим теперешним гостем, Чарлзом Ньюборо. Рэй предпочла бы, чтобы тот вообще не являлся в Линфилд. Избегать хозяина дома было не в пример легче: если приходилось разминуться с ним в коридоре, он обращал на Рэй не больше внимания, чем на пролетевшую мимо муху. Иное дело Ньюборо. Он пожирал Рэй взглядом, полным откровенной похоти, и это сильно нервировало ее. Даже Нэнси заметила его повышенный интерес к новенькой и посоветовала по возможности не попадаться ему на глаза.
Еще раз оглядев помещение, Рэй заметила, что несколько книг на самой верхней полке стоят корешками внутрь, показывая обрез страниц. Герцог ревностно относился к порядку, поэтому это могло быть только делом рук Ньюборо.
Библиотека Линфилда содержала больше книг, чем Рэй могла себе вообразить. Это было длинное прямоугольное помещение, полки в нем шли по обеим сторонам от пола до потолка, а поскольку потолок был весьма высок, вдоль стен на высоте в полтора человеческих роста шел специальный настил, между слугами именуемый «голубятней». Снять книгу с самой верхней полки можно было с помощью раскладной лесенки, никогда не покидавшей «голубятню». Был там и столик с подсвечником, а при нем удобное кресло — для особенно пылких поклонников печатного слова.
Чтобы добраться до замеченных книг, Рэй пришлось подняться на «голубятню» по довольно высокой приставной лестнице. Она подставила лесенку к нужному месте, взобралась на верхнюю ступеньку и поднялась на цыпочки, но и таким образом дотянулась лишь до угла книги. Пришлось потянуть за угол. Что за незадача! Все пять неправильно расставленных книг свалились с полки на голову Рэй. Ухватившись за край полки, она не упала лишь чудом.
Проклиная собственную неуклюжесть, Рэй осторожно спустилась с лесенки и принялась собирать книги. Две были по юриспруденции — она не стала и заглядывать в них, третья была на латыни, а четвертую, изящный томик, Рэй приняла бы за сборник стихов, если бы не прочла название. «Записки проказницы» некоего Джона Клеланда, о котором она сроду не слышала. Без сомнения, это и была книга, которую читал Ньюборо. Заинтригованная, Рэй ничком прилегла на полированные доски настила и принялась листать книгу. Через полчаса лицо ее пылало от смущения, пульс бился в сумасшедшем ритме. Вот почему она никогда не слышала ни о книге, ни об авторе! Героиня Фанни Хилл, когда дело касалось постели, была, мягко выражаясь, женщиной энергичной и предприимчивой.
Закрыв томик, Рэй вспомнила о последней из упавших книг и, так как та лежала под самым носом, покраснела еще больше. Это была Библия. Расценив это как знак свыше, девушка брезгливо оттолкнула «Записки» и придвинула поближе тяжелый, переплетенный кожей фолиант. Казалось странным, что фамильная Библия Линнов хранится в таком труднодоступном месте. Впрочем, герцог был далеко не набожным, скорее наоборот. Он никогда не появлялся в замковой часовне и держал священника только приличия ради. И все же Библия заслуживала лучшего обращения, чем записки какой-то развратницы.
Рэй открыла толстый том и сразу наткнулась на генеалогическое древо Линнов. Здесь были тщательно зарегистрированы каждый брак, рождение и смерть. Причем возле даты смерти приводилась ее причина. Перед Рэй приоткрылась дверь в историю богатого и могущественного семейства. Это завораживало, заставляло забыть о времени, о своих обязанностях и о том, как недопустимо для простой служанки совать нос в господские тайны. Рэй удалось проследить генеалогию Линнов со времен правления королевы Элизабет и до самого последнего времени. Отец Найджела внес в хронологию смерть своей жены и рождение двойняшек. И то и другое было датировано одним и тем же днем. Заметив, что в одном месте чернила слегка расплылись, Рэй предположила, что туда упала слеза человека, переполненного горем. Последующие записи, сделанные уже рукой Найджела, привели ее в недоумение. Вскоре после даты смерти его отца, уже через пару недель, небрежным почерком была проставлена дата смерти сестры. Она умерла, давая жизнь Эшли Кэролайн Линн. Тогда почему герцог утверждал, что его сестра утонула? Даже Эшли узнала, что приходится ему племянницей, только в день своего девятнадцатилетия. Рэй задалась вопросом, что заставило герцога внести в хронологию семьи чистую правду.