Выбрать главу

Капитан еще секунду испепеляет меня взглядом, потом разражается громовым хохотом и приказывает другому матросу обеспечить меня всем необходимым.

К счастью, море спокойно. Нос только слегка покачивается в такт волнам. У меня нет ни веревки, ни какой-либо другой страховки. Мне предстоит залезть на самый кончик огромного бруса и полагаться только на собственную цепкость: одно неверное движение — и я свалюсь в воду, меня утянет под корабль и располосует о покрытое рыбами-прилипалами днище.

С тряпкой с одной руке и ведром в другой, я лезу вперед, обнимая бушприт ногами, чтобы не рухнуть в бездонную синеву. Единственный способ как-то справиться с задачей — начать с самого дальнего конца и постепенно двигаться назад, потому что полированная поверхность слишком скользкая, чтобы на ней удержаться. Так что я осторожно добираюсь до верхушки бруса и принимаюсь за работу, стараясь не думать о том, что ждет внизу. Руки ноют от тяжелой работы, ноги — от крепкой хватки. Кажется, это длится вечность, но вот наконец я у самого носа.

Я осторожно разворачиваюсь лицом к кораблю. Капитан широко улыбается:

— Сработано на совесть! Теперь спускайся, пока море или какое-нибудь его порождение не сожрало твою частично бесполезную задницу. — С этими словами он уходит, радуясь, что достаточно меня помучил.

То ли успех вскружил мне голову, то ли море злится, что не получило меня, но, когда я пытаюсь перебраться на нос, корабль неожиданно подбрасывает набежавшей волной. Я теряю равновесие и соскальзываю с бушприта.

Тут бы мне и конец пришел, но кто-то ловит меня, и я вишу на одной руке прямо над бушующими волнами.

Я поднимаю глаза, чтобы узнать, кто же спас мне жизнь. Держащая меня рука бурого цвета и совсем не похожа на живую плоть. Она какая-то пепельная, с грубыми, твердыми пальцами. Проследив глазами, откуда выходит рука, я вижу, что меня держит статуя — деревянная женщина, вырезанная на носу под бушпритом. Я не знаю, пугаться мне или благодарить судьбу — и вдруг перестаю бояться, осознав, как она прекрасна. Деревянные волны ее волос уходят в корабельные доски. Ее идеальное тело вырастает из носа галеона, как будто нет ничего естественнее. Ее лицо не столько знакомо мне, сколько напоминает девушек, которых я видел в своих потаенных фантазиях. Девушек, одна мысль о которых заставляет меня покраснеть.

Фигура изучает меня, висящего у нее в руке, темными, как красное дерево, глазами:

— Следовало бы тебя бросить, — произносит она. — Ты смотришь на меня, как на вещь.

— Но ты и есть вещь, — замечаю я. Если я хочу выжить, этого не следовало бы говорить.

— И что с того? Мне не нравится, когда ко мне относятся подобным образом.

— Спаси меня! Пожалуйста! — прошу я. Мне стыдно, что приходится умолять, но выбора нет.

— Я над этим думаю.

Фигура крепко меня держит: пока она думает, я точно не упаду.

— За моей спиной много всякого происходит, не правда ли? — спрашивает она. Поскольку весь корабль за ее спиной, я не могу этого отрицать. — Они плохо обо мне отзываются? Капитан и его птица? Матросы и их засевшие в трещинах чудовища?

— Они о тебе вообще не говорят, — отвечаю я. — По крайней мере, при мне.

Ей не нравится мой ответ:

— Воистину, с глаз долой — из сердца вон, — произносит она с липкой горечью дубового сока и продолжает рассматривать меня. — Я сохраню тебе жизнь, — произносит наконец статуя, — если ты пообещаешь рассказывать мне обо всем, что творится за моей спиной.

— Обещаю.

— Очень хорошо. — Она сжимает мою руку еще крепче — там будет огромный синяк, но мне все равно. — Тогда навещай меня, чтобы скрасить мое существование. — Она ухмыляется: — Может быть, однажды я позволю тебе полировать меня, а не только бушприт.

Она начинает раскачивать меня, как маятник, и наконец закидывает на нос. Я больно шлепаюсь на палубу.

Я оглядываюсь. Рядом никого нет. Каждый предается своей собственной одержимости. Я решаю сохранить нашу встречу в тайне. Может быть, деревянная статуя окажется союзником, когда мне понадобятся союзники.

35. Необычный круг подозреваемых

Команда, достойная великой миссии, наконец набрана. Мы, полдюжины человек, собираемся в картографической комнате — своего рода библиотеке, как и его кабинет, заваленной свитками карт, на части из которых успел уже отметиться штурман. Вокруг заляпанного чернилами стола — шесть стульев. Со мной сидят штурман и девочка в жемчужном ошейнике с гримасой ужаса на лице. Напротив расположились еще одна девушка с волосами синее моря на Таити, парень постарше с лицом неудачника, которое Бог забыл снабдить скулами, и непременный жиртрест.