— Растяжимость — основной принцип восприятия, — отвечает мой собеседник. — Но если резинка трескается, полежав на солнце, то, мне кажется, воронье гнездо тоже однажды почувствует, что мы злоупотребляем его эластичностью и съежится до своего настоящего размера. Тогда всех, кто внутри, расплющит — кости, кровь, кишки просочатся сквозь щели в дереве. — Он поднимает свой стакан: — Заплатил бы, чтобы на это поглядеть!
В нескольких ярдах от нас матрос в синем комбинезоне вылезает на борт вороньего гнезда и прыгает, раскинув руки, навстречу верной смерти. Я не спускаю глаз с воды, но он исчез. Все собравшиеся вежливо аплодируют, а группа начинает играть «Оранжевое небо», хотя небо лиловое, как синяк.
— Почему вы все просто сидите? — кричу я. — Разве вы не видели, что случилось?
Мой собутыльник только руками разводит:
— Прыгуны совершают то, что совершают. Наше дело — похлопать в ладоши и почтить их память. — Он бросает взгляд за борт: — Здесь так высоко лететь, что даже не видно, как они расплющиваются. — Он залпом допивает коктейль: — Заплатил бы, чтобы на это поглядеть!
18. Загадочная пепельница
В школе никто не желает мне зла.
Я говорю себе это каждое утро после очередного выпуска новостей, где нет ничего про землетрясения в Китае. Я повторяю это, торопясь с урока на урок. Я напоминаю себе об этом, когда прохожу мимо парня, который хочет меня убить, но вряд ли знает, кто я такой.
— Ты делаешь из мухи слона, — сказал папа. Может, он и прав, но это значит, что все-таки была «муха». В минуты просветления мне хочется дать самому себе затрещину за то, что выдумал такую глупость. Что вы думаете о человеке, для которого желание себя поколотить — признак просветления?
— Тебе нужен внутренний центр, — сказала бы мама. Она по уши в медитациях и веганстве — видимо, потому, что ненавидит зарабатывать деньги тем, что вычищает кусочки мяса у людей между зубов.
С центровкой, однако, легче сказать, чем сделать. Это я понял, когда однажды сходил на урок лепки из глины. У учителя горшки выходили как-то сами собой, но на самом деле требовалась огромная точность и сноровка. Нужно вдавить шарик глины точно в центр гончарного круга, прижать его посередине большим пальцем и медленно, равномерно расплющивать. Каждый раз, когда я брался за дело, уже на этом этапе заготовка теряла равновесие и расползалась в разные стороны. От моих попыток что-то исправить становилось только хуже: края рвались, стенки проваливались вовнутрь, и очередная «загадочная пепельница», как называл мои потуги учитель, отправлялась обратно в ведро с глиной.
Что же происходит, когда твой мир теряет равновесие, а ты совершенно не умеешь возвращать его обратно? Остается только принять неравный бой и ждать, пока стенки провалятся и твоя жизнь станет одной большой загадочной пепельницей.
19. Заргон расплывается
Мы с друзьями, Максом и Шелби, иногда собираемся вместе по пятницам после школы. Мы верим, что пишем компьютерную игру, но это тянется уже два года безо всякого ощутимого прогресса. Наверно, дело в том, что каждый из нас постоянно совершенствуется в своей области и нам постоянно приходится начинать заново, потому что предыдущие наработки кажутся нам детскими и недостойными профессионалов.
Макс — наша движущая сила. Он сидит у меня дома гораздо дольше, чем мои родители готовы его терпеть, потому что, хотя он компьютерный гений, у него дома стоит никчемный кусок железа, который отключается, стоит лишь прошептать в метре от него слово «графика».
Шелби отвечает за сюжет.
— Кажется, я поняла, в чем проблема сюжета, — говорит она сегодня днем. Мы слышим это почти каждый раз, когда собираемся поработать над игрой. — По-моему, не надо давать персонажу столько биоинтегрированного оружия. А то каждая битва — просто огромное кровавое месиво, скукота полная.
— Что плохого в кровавом месиве? — недоумевает Макс. — Я лично его обожаю.
Шелби с мольбой смотрит на меня, но не на того напала.
— Если честно, мне оно тоже нравится. Наверно, это потому, что мы мальчики.
Подруга испепеляет меня взглядом и швыряет мне несколько страниц переработанных описаний персонажей:
— Просто нарисуй их и дай им доспехи попрочнее, чтобы не каждый удар был смертельным. Особенно позаботься о Заргоне, у меня на него большие планы.
Я раскрываю свой блокнот.
— Разве мы не обещали друг другу, что немедленно прекратим, если начнем разговаривать, как геймеры? По-моему, наша сегодняшняя беседа — прямое доказательство того, что этот момент настал.