— Понятно, — я пожал плечами, — чего тут непонятного. Только аванс жене отдам и назад. Вон она стоит, денег ждёт.
Меня действительно ждали причём с распростёртыми объятиями, дабы облегчить неподъёмную ношу части мирового зла, переложив её в собственный кошелёк. После этого, супруга торжественно вручила мне мою сумку и, совершенно неожиданно крепко обняла. Как ни странно, когда она поцеловала меня, я заметил на её глазах самые настоящие слёзы. Ну ладно, человек я, действительно неплохой и возможно, меня даже вспомнят. Пару раз. Пытаясь сообразить, когда же я принесу остаток денег.
Обнимаясь с женой, я внезапно обратил внимание на приземистое серое здание за её спиной. На металлическом заборе, окружающем продолговатую коробку дома, висела ржавая табличка: «Экспериментальная лаборатория ядерной физики». Пока я изучал длинное название из строения выбрались четверо парней в, уже знакомых мне болоньевых куртках с жёлтой эмблемой и поволокли в сторону джипов гробообразный ящик с эмблемой радиоактивности на боку. Мозг, страдавший от депрессивно-похмельного синдрома, отметил этот факт и, почти мгновенно, о нём забыл, мечтая лишь об одном — скорее добраться до вожделенного кресла и откинувшись на мягких (конечно же!) подушках, подремать.
Поэтому, попрощавшись с женой я, чуть ли не бегом, направился в сторону указанной мне машины, едва не столкнувшись с высокой женщиной, поражающей, как своим ростом, так и своей худобой. Лицо её напоминало топор, на синеватой поверхности которого горели два зелёных глаза, а плотно сжатые губы делали рот похожим на щёлку. Коротко стриженые волосы позволяли разглядеть кожу черепа, а каких-либо косметических средств я не заметил вовсе. Одета эта щепка была в одежду армейского образца, из-за чего я поначалу вообще не понял, кто именно передо мной и лишь определённо женский голос расставил все точки над и:
— Ты, козёл, смотри, куда прёшься!
— Прошу прощения, мадам, — муркнул я, пребывая не в том настроении, чтобы с кем-то (а в особенности с этой воблой) ссориться.
— Придурок, — буркнула она и забросив за спину небольшой баул, столь же тощий, как и его хозяйка, зашагала к среднему джипу.
Стал быть она тоже едет с нами. Весьма пёстрая получается компания, однако. Чем же мы всё-таки будем заниматься? Вопрос этот, возникнув, некоторое время неподвижно висел в безвоздушном пространстве равнодушия. Распахнув дверцу джипа, я вскарабкался в огромный салон и блаженно развалился на кожаных и невероятно мягких (YES!) подушках. То, что надо несчастному, измученному пьянством, организму. Сумку я зашвырнул под ноги и приготовился к долгому путешествию, во время которого пары алкоголя будут медленно покидать моё тело. Однако ожидаемая дремота не торопилась приходить, вынуждая мысли лягушками скакать по раскалённой поверхности черепа, недовольно шипя при каждом касании плавящейся кости.
О чём были эти мысли, я бы и сам затруднился сказать — какая-то мешанина, напоминающая неряшливо сделанный салат оливье — нечто, неразборчиво мелкое, покрытое толстым слоем майонеза.
Я продолжал страдать от непонятных похмельных фантазий, когда дверца машины распахнулась и на место водителя плюхнулся огромный парень в кожаной куртке. Гладко выбритая голова замечательно отражала красный огонёк индикатора над дверью и плавно переходила в короткую шею. Башка, определённо просящая какого-нибудь пирожка, повернулась и мне явилась физиономия боксёра, но не того, который прыгает на ринге, а скачущего на поводке, около хозяина. Перебитый нос хрюкнул втянутым кислородом, а крохотные глазки тупо уставились на меня, пока расплющенные губы пытались изобразить некий оскал.
— Привет, браток, — сказал этот собакочеловек, и я сообразил, что его гримаса означала дружелюбный настрой, не более; он бы может и хвостом вильнул, но, как мне было известно, щенков этой породы купируют в младенческом возрасте, — чё, решил со Зверем тасануться?
Грешным делом, я подумал, будто он имеет в виду себя; уж больно всё сходилось. Поэтому я хрюкнул нечто неразборчиво-одобрительное, но и этого бритоголовому оказалось вполне достаточно. Он гыгыкнул, тут же утратив ко мне всякую тень интереса и начал возиться с магнитолой, пытаясь изнасиловать её неким диском. Как только у него получилось — я тотчас же сообразил, почему несчастный аппарат столь настойчиво сопротивлялся вторжению в свою интимную жизнь. Нарочито хриплый голос затянул скорбную историю некоего братка, обиженного всем белым светом. Речь, очевидно, шла о лице нетрадиционной ориентации.