Ещё один подъём по лестнице, ещё один лифт, и наконец я прибыл в просторную комнату с четырьмя раковинами возле стены и дюжиной кабинок.
Голубой огонёк нашёлся в закрытой кабинке. Я присмотрелся к своему будущему носителю, но туман был таким плотным, что единственное, что я смог разобрать, это его полный живот.
Я протянул к нему руку и позволил вихрю захватить моё сознание...
В следующее мгновение повисла чернота.
Я обнаружил себя парящим среди беспросветного мрака. Когда я протянул руку, она ударилась о нечто тёплое, влажное и дрожащее. Тогда я прислушался и всем своим телом ощутил ритмичный стук, который пронизывал это место. «Тук, тук, тук». Казалось, я находился внутри залитого водой барабана, по которому совершались мерные ритмичные удары.
Что происходит? Ничего не понимаю. Я видел своего носителя, по крайней мере его силуэт, и с ним всё было нормально.
Я снова попытался вырваться, задрыгал руками и ногами и вдруг услышал приглушённый голос:
— Ти... ше... мам... всё... поря... ке...
За время своего нахождения в сознании Ямато я немного наловчился понимать язык этого мира. Я сосредоточился и прислушался.
— Тише, мальчик. Тише... Всё хорошо. Маме неприятно, когда ты так шевелишься.
Мои руки застыли.
Осознание текущего положения молнией вспыхнуло и перепахало мою голову.
Так вот почему синий вихрь находился ниже обычного...
Вот почему у фигуры был такой большой живот...
Я был ребёнком.
Ребёнком в материнской утробе...
...
Я попытался поморгать.
Не вышло.
А может и вышло... Не могу сказать. Всё моё тело казалось онемевшим, и я его почти не замечал.
Помню, я где-то читал, что, если поместить человека в тёплую воду и закрыть ему глаза и уши, можно добиться эффекта полной сенсорной депривации.
Сознание погружается в себя. Любое касание в этом состоянии воспринимается, точно укол; любой шум подобен раскату грома.
Сейчас я испытывал нечто похожее.
Моего тела как будто и не было.
Зато мысли казались мне удивительно ясными.
Что происходит? Неужели я действительно попал в ребёнка? Невероятно, но это было единственное разумное объяснение всему происходящему. Значит, дети тоже видят сны? В смысле, даже те, которые ещё не успели родиться?..
Видимо, да...
Мне потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Когда же я свыкся со своим положением, то серьёзно задумался, стоит мне остановить выбор именно на этом носителе, или следует попытаться найти кого-нибудь ещё.
С одной стороны, у моей нынешней... формы было много преимуществ. Никто ничего не заподозрит, не станет расспрашивать, не будет приглядываться к моим действиям и находить их подозрительными... С другой: сами по себе мои действия были чрезвычайно ограничены.
Сложно было прийти к решению. А меж тем время было уже на исходе. Я почувствовал лёгкое колебание — моя «мама», видимо, приподнималась и собиралась пойти на выход.
Так не годится.
Я сосредоточился и прошептал: «Амонус гранде».
В ту же секунду колебание остановилось, и раздался лёгкий толчок. Я прочитал заклятие, с помощью которого усыпил Ямато, только теперь направил его на женщину, внутри которой находился.
Младенец заколдовал свою же мать... Интересно, можно считать это прецедентом в магической науке? Во всяком случае таким образом я выиграл немного времени.
По прочтению чар я заметил странную вещь. Волокна серого тумана просочились в тело женщины и устремились в её голову.
Так... По всей видимости лучше не использовать заклятия на людях этого мира слишком часто. Запомним.
После этого я приступил ко второму этапу моего гениального плана. Снова прошептал «Амонус», покинул оболочку и залез в призванное существо. Это был гоблин — не самая подходящая форма, чтобы затеряться в толпе, но сейчас мне этого было и не нужно. Я призвал его с единственной целью осмотреть «свою мать», понять, кто она вообще такая и насколько целесообразным было проводить разведку из её утробы.
Когда мир прояснился, я обнаружил себя в закрытой туалетной кабинке. Под ногами переливалась белая плитка. Мой чуткий, длинный, похожий кинжал «чинкэуда» гоблинской нос немедленно уловил пёструю палитру моющих средств. Я прислушался. Стояла тишина. Тогда я посмотрел на женщину, которая сидела передо мной на белом фарфоровом сидение.
На вид её было в районе двадцати лет. На её беленьком, немного пухленьком личике краснели покусанные губы. Каштановые волосы были завязаны в пучок.
На ней была юбка, чёрные колготки и белая рубашка, из которой выпирал заметный живот. Она была беременна. Месяц судить не берусь.
Прямо сейчас женщина дремала, развалившись на туалетном сидении и раскинув руки, словно брошенная кукла. На груди у неё блестел бейджик. Я достал монокль и прочитал:
«Сатори Киёко
Министерство Обороны
Секретарь второго разряда»
Киёко, значит... Запомним.
Мой взгляд обратился на три вещицы, которые лежали на полу, и которые Киёко, очевидно, выронила, когда её застала дрёма. Это были:
Сумочка.
Маленькие наушники, провод которых присоединялся к кассетному проигрывателю.
Собственно, кассета, которая выпала из него во время падения.
Я вставил кассетку в плеер, положил наушники в свои широкие ушные раковины и нажал на кнопку со стрелочкой. В мои уши вонзился неразборчивый белый шум. Я попытался прислушаться, — гоблины обладают необыкновенно острым слухом, — и разобрал ритмичный грохот.
Я слушал его и слушал, стоя в полной тишине туалетной кабинки, и постепенно внутри меня стало нарастать ощущение тревоги... Маленькая и густая сфера тумана в моём сознании затрепетала. Казалось, некая незримая сила производила на неё давление. Я уже испытывал нечто подобное и раньше — но когда? Я прищурил мои склизкие веки, попытался припомнить и вдруг...
«Добро пожаловать... Дуу...»
В ужасе я выдернул наушники и бросил плеер на пол. Кассета снова выскочила, скользнула по полу и глухо ударилась о стену.
Нет... Этого не может быть... или может? Сам не знаю почему, но это шум напомнил мне тот день и то существо... Что это за кассета? Что здесь происходит? Я сделал глубокий вдох, заставил себя успокоиться и снова внимательно, но теперь с некоторой тревогой посмотрел на Киёко...
32. выбор
Мой взгляд переместился на её сумочку. Я зарылся в неё своими длинными серыми пальцами.
Косметичка, тампоны, запасные колготки, жвачка... Ничего необычного. Хотя стоп. Тампоны? Зачем ей тампоны?.. Я достал пачку. Она была открыта. Внутри, среди белых патрончиков, обнаружился аккуратно свёрнутый листок бумаги. Я достал его, развернул и прищурился.
На нём были нарисованы едва заметные засечки, которые с первого взгляда можно было принять за простые каракули. Тем не менее, питая смутные подозрения, я посмотрел на них с помощью монокля, и в ту же секунду они превратились в ясную и чёткую речь... Это был шифр, но моему переводчику было решительно всё равно.
Запись была следующая:
«Будь на месте в 9.30
Суд над бешеным Стражем пройдёт в 11.35, семьдесят первый этаж, зал 14.
Соберутся все: включая НЕГО.
Дай ему слушать кассету до упора, пока не явится священный воин. В это время ты уже должна быть на нужном этаже.
Удачи. И да свершится благое дело. Хвала нашему спасителю, который заберёт нас в обитель блаженного дрёма».
Я перевернул записку — на другой стороне ничего не было. Тогда я прошептал:
«Обитель Блаженного Дрёма»...
Икари рассказывал об этом во время одной из своих лекций.
Далеко не все были согласны с действиями Министерства Обороны и мировым правительством; далеко не все ненавидели и опасались НИСов. Сперва, когда они только появились, их считали величайшим научным открытием столетия. И даже после явления Вестника и прочих событий некоторые особенно фанатичные люди сохранили данное мнение — более того, из предмета научного интереса НИСы превратились в объект религиозного поклонения. По всему миру существовала целая плеяда сект и прочих экстремистских организаций, которые не только желали Второго пришествия Вестника, но и всеми правдами и неправдами стремились его приблизить.