Так проходит час, второй. Он уже не понимает, где он, что с ним.
…Вряд ли осознавал Леонид Ильич Брежнев в тот день, седьмого ноября 1982 года, стоя на трибуне Мавзолея, «принимая» военный парад, «приветствуя» колонны демонстрантов, что он прощался со страной, которой правил восемнадцать лет. Что все это было для него в последний раз… Вряд ли. О чем он тогда мог думать?
Может быть, о самом простом, житейском: давно надо было здесь, в Мавзолее, соорудить лифт, чтобы в нем товарищи поднимались на трибуну, не мучились, не страдали. И теплый, удобный туалетик должен тут быть. Ничего, Владимир Ильич не обидится, сам человеком был. И буфет небольшой, тоже теплый,— отлучился незаметно на пару минут, выпил чашку кофе, съел бутербродик, а кому врачи позволят, пусть и рюмочку пропустит, не грех, праздник.
А может быть, Генеральный секретарь правящей партии и глава государства подводил итоги своего правления и удивлялся: как это ему удалось восемнадцать лет удержаться на самом верху? Не свергли, не убили, не отправили в позорную отставку, как Никиту. Знал ли Леонид Ильич ответ на этот вопрос? Тоже — вряд ли. А все, возможно, просто, совсем просто… Он никогда лично не управлял страной и нисколько не страдал от этого. Символы власти — звания, ордена, право первой подписи (подскажут товарищи: подпиши — подпишет; шепнут: не подписывай — не подпишет, да еще черные брови насупит, кулаком по столу грохнет, покажет характер); ритуал приемов, праздников, встречи с первыми лицами других государств, протокольные церемонии — все это было ему дороже самой власти. И такой лидер государства вполне устраивал «единомышленников», стоявших за его спиной и варивших свою политическую похлебку. Другое дело, что каждый варил ее на свой вкус. Ну и ладно! Варите, хрен с вами! Только меня не трогайте. Зато вон до каких лет дожил, оставаясь вождем советского народа и всего прогрессивного человечества. Семьдесят шесть лет! Действительно… Политический долгожитель. За годы его правления в Соединенных Штатах Америки, к примеру, четыре президента сменилось. Это товарищ Брежнев точно знал. А если в российскую историю заглянуть? Правда, не очень-то он в нее заглядывал, если вообще заглядывал. А зачем напрягаться? Зря время терять? Скажем, нужна историческая параллель в отчетном докладе на очередном съезде партии, так для чего, скажите, референты и советники, этот доклад пишущие? Все исполнят в лучшем виде. И тут надо откровенно сказать: был Леонид Ильич — как и все наши вожди его круга, начиная с Никиты Сергеевича Хрущева,— человеком невежественным, необразованным, некультурным, неинтеллигентным. Никогда он не читал книг. Все сведения и знания черпал из кинофильмов «про войну», «про разведчиков», «про колхозы», «про историю», а представления о современной жизни страны, в том числе и негативные, черпал из газет, журнала «Крокодил», который очень любил читать с Викторией Петровной, из телевизионных передач «Время» и «Фитиль».
Что же, давайте за него в российскую историю заглянем. Интересные обнаруживаются обстоятельства. Дожил кто-нибудь до возраста Леонида Ильича Брежнева из верховных правителей государства Российского? Представьте себе — никто! Последний русский император Николай Второй расстрелян большевиками в пятидесятилетнем возрасте; Иван Грозный, Петр Первый и «основатель первого в мире государства рабочих и крестьян» Владимир Ленин покинули сей мир, когда каждому из них было по пятьдесят три года; Николая Первого приняла земля в возрасте пятидесяти девяти лет; Александра Второго, великого царя-реформатора, революционеры-народовольцы грохнули бомбой за полтора месяца до его шестидесятитрехлетия. Екатерина Вторая умерла, когда ей было шестьдесят семь лет; из советских вождей только «лучший друг всего прогрессивного человечества» Иосиф Сталин дотянул до семидесяти трех лет — тут, наверное, сказались традиции кавказского долголетия. Да и всех своих соратников по борьбе, с которыми Брежнев в 1964 году сверг Хрущева, он пережил — один он сейчас в Политбюро из той славной плеяды.
«Один, совсем один,— шептал одеревеневшими губами Леонид Ильич, чувствуя, что холод проникает во все его большое тело.— Никого…» И опять водянистые гаснущие глаза наполнялись слезами.
Но имел он в виду не тех своих давних сподвижников, а совсем другое — то, что сейчас происходило вокруг него. Наверное, инстинкт самосохранения в человеке — как и в животном — умирает последним.
— Леонид Ильич, все, пора.
Он очнулся, вышел из состояния полусна, грез, полуобморока. Понял: народ, демонстрация — все кончилось, пустеет трибуна Мавзолея.
— Леонид Ильич, вы как? Праздничный прием… На всякий случай ваша приветственная речь… Всего три странички…
— Никаких приемов… В Завидово… Охота… Хочу в Завидово…
…И через два часа он вышел из машины у своего охотничьего домика в знаменитом заповеднике, который занимает огромную территорию Московской и Калининской областей: неухоженные леса без всяких асфальтированных дорог, транспорт — только лошади, летом к местам охоты — на телеге, зимой на санях; разливы Московского моря, камышовые заросли, болота, малые речушки, зверья и боровой дичи — несметно. Это охотничье хозяйство для царствующих особ, находящееся на балансе Министерства обороны, при Брежневе достигло своего апогея. «Охотничьи домики», естественно, со всеми удобствами, с непременными банями и саунами (кому что нравится), свое подсобное хозяйство: лошади, коровы, овцы, рыбопитомник и питомник норок, разведение уток и куропаток, псовый двор. «Коллектив» — более пятидесяти человек, основа которого — егеря. Ну и, конечно, бытовая обслуга: повара, официантки, банщики, медики, рабочие подсобного хозяйства. И — охрана, спецбатальон, в котором более двухсот человек.
Впервые лесные угодья Завидово для «правительственной охоты» облюбовал Никита Сергеевич Хрущев, тоже «страстный» охотник; при нем спецхозяйство начало благоустраиваться. Но окончательно его обустроил за долгие годы своего правления тот, кто приехал сюда после праздничных торжеств на Красной площади седьмого ноября 1982 года.
И если была у Леонида Ильича в жизни всепоглощающая страсть, которая восстанавливала его силы, улучшала самочувствие, повышала жизненный тонус,— то это охота. Он был не только страстным охотником, но, без всякой «туфты», подставок (обычная практика для егерей, когда охотится кто-нибудь из вождей или их высокие гости), он был великолепным стрелком, конечно, до тех пор, пока его не стали покидать физические силы. У него на даче в Заречье был целый арсенал охотничьих ружей — и тех, которые он приобретал сам, и тех — их было большинство,— которые ему дарили главы государств или государственные лица рангом пониже, рассчитывая таким образом — и не без основания — положительно решить свои проблемы во время официальных переговоров.
Леонид Ильич наивно полагал, что и для его ближайших соратников нет больше радости, чем оказаться с ним на охоте в Завидово; он часто приглашал кого-нибудь из кремлевских старцев поехать с ним, чтобы «на зорьке, часа эдак в три, двинуть на уток». Старцы вздыхали, кряхтели, принимали лекарства и… ехали.
Доходило и до курьезных случаев. Однажды впервые получил приглашение пожаловать на царскую охоту Михаил Андреевич Суслов и, человек сугубо кабинетный, теоретический, ни разу в жизни не державший в руке ружья, не посмел отказаться, приехал. Вышел из машины в своих знаменитых галошах и, вдохнув свежий воздух — резкий, предутренний, сказал:
— Сыро — И, отказавшись зайти в охотничий домик гостеприимного хозяина, сел в машину и уехал домой, в тепло.
(Я, автор этой книги, которую можно было бы еще назвать «Житие и деяния Юрия Андропова», однажды, роясь в архивных документах, задал себе вопрос: «А любил ли охоту Юрий Владимирович? Охотился ли он со своими коллегами по Политбюро? Или в молодости, например, в Карелии, в бытность свою первым секретарем ЦК комсомола этой республики? «Никаких подтверждений или отрицаний этого обстоятельства не обнаружил. Скорее всего, не был охотником мой герой. Может быть, по причине плохого зрения?
Впрочем, есть у меня одно свидетельство… Но оно устное, ни на какой бумаге не зафиксировано, и человек, сообщивший мне это, просил его имя не обнародовать. Словом, хотите — верьте, хотите — нет. Будто бы однажды пригласил Леонид Ильич Андропова на охоту в Завидово: «Поехали, Юра,— или Юрий Владимирович, если в ту пору своему главному охраннику еще не «тыкал»,— поехали завтра, уток постреляем». И будто бы тогдашний Председатель КГБ ответил: «Спасибо, Леонид Ильич, но вынужден отказаться. Не охотник. Не люблю, даже не переношу крови. И вообще. Убивать птиц, зверей… Лишать их жизни… Нет!» И будто бы после этого глава государства так обиделся на товарища Андропова, что не разговаривал с ним больше года.)