И это отречение Андропова — от дела, которым он занимался (на это ведь есть архивные документы), было продиктовано, естественно, не скромностью. Разговор шел не о награде орденом за организацию подпольной работы. От ордена, я уверен, он бы не отказался».
Когда политическая карьера Андропова — после венгерского синдрома — уже в Москве резко пошла вверх, когда он стал членом ЦК партии и, наконец, возглавил Комитет государственной безопасности,— официальными биографами нашего героя, верноподданными журналистами в Карелии и Москве, некоторыми бывшими соратниками постепенно был создан романтический образ молодого подпольщика, организатора партизанской войны в Карелии, мужественного и отважного, бесстрашного, не раз оказывавшегося в тылу врага, личным примером воодушевлявшего партизан, талантливого организатора, стратега, пламенного оратора (что верно, то верно: в ораторском искусстве — в отличие от своих косноязычных коллег и тогда, во время войны, и позже — Юрий Владимирович преуспел).
Но вот незадача… Если поставить в стройный ряд все партизанские и подпольные подвиги молодого Андропова, появившиеся в его военной биографии из-под пера услужливых писак, то его грудь должна была быть украшена, как минимум, десятком боевых наград, таких как «Партизану Отечественной войны» 1-й или 2-й степени, «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией», орденами Красной Звезды или Красного Знамени, орденом Славы, орденом Великой Отечественной войны, а по совокупности содеянного и на Звезду Героя потянуть бы могло…
Однако за свои деяния во время партизанской кампании в Карелии Юрий Владимирович удостоен лишь медали «Партизан Отечественной войны» 1-й степени, которую в юбилейные даты получали все, кто участвовал в партизанском движении. Не густо, не густо…
«…Это было продиктовано исключительно большой хронической трусостью и удивительным даром приспособленчества, которыми обладает этот человек, безусловно наряду со многими положительными качествами, которые он несомненно имеет. Я не хочу отрицать наличия у него этих положительных качеств. Но дар приспособленчества ему очень успешно позволяет использовать все остальные положительные качества в достижении личных целей карьериста.
Этот дар быстрого перевоплощения несомненно является положительным для клоуна и артиста. Может быть, для дипломата. Партийный работник, обладающий таким даром и использующий его в целях личной карьеры, называется хамелеоном — приспособленцем. Или попросту политической мадам фюр-алле. Такова правда истории, правда жизни.
Я надеюсь, что еще коснусь подробнее вопроса о И. В. Власове и Ю. В. Андропове, когда закончу писать о войне на Севере и начну писать об арестах 1949 — 1952 годов, о годах тюрьмы, допросах и материалах обвинения, о людях, которые фальсифицировали обвинения ради безудержного властолюбия и карьеризма. И я расскажу о нашей встрече с Ю. В. Андроповым в 1957 году, когда я только что был освобожден из тюрьмы, если, конечно, это можно назвать встречей… [2]
Не так легко и не совсем приятно писать плохое о человеке, с которым работал десять лет, которого до 1949 года я очень любил и уважал, защищал, когда, возможно, надо было наказывать, о человеке, который много раз в присутствии товарищей называл меня своим учителем. Нелегко признавать свою ошибку в оценке этого человека в прошлом. И все это еще более усложняется тем, что он занимает сейчас большой руководящий пост в партии. В 1949 году, услышав его предательские, трусливые слова о подпольщиках, я думал, что это у него просто от природной трусости затряслись коленки. И до 1956 года все-таки считал его коммунистом. Знаю, что все, что я пишу, пройдет через много мытарств и даже вызовет недовольство у некоторых похожих на Ю. В. Андропова людей. Но верю: все это в конце концов будет когда-то напечатано. Ибо это правдивые показания живого свидетеля перед высшим судом истории. А на суд истории приходят и мертвые. И многие сотни моих современников, работавших в те годы в Карелии, как те, которые сейчас живы, так и те, кто безвременно ушли из жизни, подтвердят эти показания. Все мы придем на этот суд истории и громко заявим: «Мы обвиняем Ю. В. Андропова в карьеризме и приспособленчестве, клевете и шкурничестве». Мне бесконечно жаль Ивана Владимировича Власова, этого честного, скромного труженика, настоящего коммуниста, верного солдата нашей ленинской партии, ставшего жертвой властолюбия и карьеризма Андропова. Мне жаль тех товарищей, которые работали в тылу врага, переносили огромные трудности и лишения, рисковали жизнью во имя защиты Родины, но даже не получили никакой награды. Хотя многие из них достойны высшей награды.
В 1944 году Маленков отклонил наше представление к награде партизан и подпольщиков, и многие оставшиеся в живых подпольщики не получили никакой награды. Хотя, безусловно, ее заслужили. Больше того, в 1950 году, после моего ареста, некоторые из подпольщиков были арестованы, некоторые сняты с работы по инициативе Ю. В. Андропова. Их всех огульно подозревали. Андропов очень быстро приспособился к обстановке, получил большое доверие у Маленкова, Берия и К°. И это было то самое время, когда мне предъявили обвинения во вредительстве, умышленном засорении пограничных районов республики политически неблагонадежными людьми (имелось в виду переселение в республику финнов-ингерманландцев в 1949 году), в выдвижении на руководящую работу подозрительных лиц, работавших в тылу противника во время войны. И вот Андропов, работавший рядом со мной десять лет, последние три года перед моим арестом бывший моим первым заместителем, получает повышение: его через год после моего ареста берут в аппарат ЦК КПСС, затем посылают на дипломатическую работу. Но и за последний год «своей деятельности» в Карелии Андропов успел многое: продолжал работать вторым секретарем, затем долго замещал первого во время болезни Кондакова, сменившего меня, именно в это время он начал избивать кадры за связь с Куприяновым. Именно за это избиение кадров, «за решительное выкорчевывание куприяновщины, ликвидацию вредительской деятельности Куприянова и разоблачение приверженцев Куприянова» Андропов получил исключительно большое доверие Маленкова, Берия, и через это он добрался до большой власти.
После меня были арестованы В. М. Виролайнен и И. В. Власов, П. В. Соляков и А Л. Трофимов, подпольщица Бультякова и ряд других. И «дела» их состряпаны Андроповым.
Все эти замечательные люди и честные, мужественные коммунисты сейчас полностью реабилитированы. Многие работники, как В. И. Васильев, М. Ф. Королев — оба великолепные организаторы партизанского движения в республике в годы войны, после моего ареста были сняты с работы Андроповым. Им тогдашний ЦК Компартии Карелии выразил политическое недоверие. Было снято и еще много работников, работавших со мной в годы войны и после нее.
В общем, во время карельской и начала московской карьеры Андропова укорочено и искалечено много человеческих жизней, в том числе и детей. Я считаю, что прав философ Браун, когда в своей книге «Коммунизм и христианство» говорит: «Не считая смерти, уничтожающей всякое сознание, самым безнравственным и самым бесчеловечным является сокращение сроков жизни, а наряду с этим уменьшение счастия жизни».
28 июля 1957 года
Парадная дверь ЦК КПСС на Старой площади открылась, и перед оторопелым милиционером, находящимся на вахте, предстал человек, появление которого здесь казалось невероятным и кощунственным: арестантская роба, серые мятые брюки, разбитые ботинки с порванными шнурками, изможденное, заросшее сивой щетиной лицо в резких морщинах, седые волосы.
— В чем дело? — ринулся к нему краснощекий лейтенант милиции в новой форме, сидевшей на нем ладно и щеголевато.— В чем дело, я спра…
Он встретил прямой, жесткий взгляд умных молодых глаз и осекся.
— Моя фамилия Куприянов. Никитой Сергеевичем Хрущевым мне назначена встреча.