Вечером на подмосковной даче об этом решении узнает Леонид Брежнев и, выслушав подробности «работы» Секретариата ЦК от «своего человека», подавив вздох (это мое допущение: «подавив вздох»), соглашается с товарищами. Таким образом признав свое окончательное поражение. Единственное, что он сумел сделать для своего друга,— это дать ему маленькую должность в сельскохозяйственном министерстве, тем самым как бы отсрочив судебное разбирательство дела Сергея Медунова. А быть суду над ним или не быть — решать Юрию Андропову. Это наверняка понимает номинальный руководитель Советского Союза.
Каким мыслям предается сейчас (если в состоянии предаться…) Леонид Брежнев, отдыхая в Крыму?
Может быть, эту статью следовало бы назвать так: «Одиночество Генерального». Он, больной и немощный, сейчас трагически одинок: уже без власти, без «верных» соратников, без той поддержки, которая диктуется круговой порукой,— она целенаправленными действиями Юрия Андропова разрушена и нейтрализована.
Что последует дальше?
Пока с полной уверенностью могу сказать лишь одно: развязка близка».
25 июля 1982 года
Кабинет Юрия Владимировича Андропова в здании ЦК КПСС преобразился: светло, солнечно — непроницаемые шторы на всех окнах заменены новыми, легкими, светло-коричневого цвета (как в его прежнем кабинете на Лубянке). Вместо портрета Ленина над письменным столом — картина в резной деревянной раме, написанная живописцем (может быть, тем самым, в мастерскую которого однажды попал американский журналист Артур Вагорски) по законам социалистического реализма: Леонид Ильич Брежнев в парадном мундире Главнокомандующего, при всех орденах и звездах, моложавый, подтянутый, бодрый, беседует с двумя пожилыми мужчинами, убеленными сединой, в штатских костюмах; на втором плане штормящее море, военный корабль на самом горизонте. «Новороссийск. Ветераны Малой земли».
Полки картотеки Михаила Андреевича Суслова приспособлены отчасти под библиотеку, отчасти в собрание документов и справочного материала, необходимых для работы нового Главного Идеолога страны.
На письменном столе, как и на Лубянке, ничего лишнего. Только два предмета перекочевали сюда с площади Дзержинского: сувенир, подаренный коллегами, кажется, из Ставрополья: в декоративное миниатюрное бревно, стоящее «на попа», вогнан еще более миниатюрный топор; внизу бревна тонкой славянской вязью написано: «Не руби сплеча». Работая в КГБ, размышляя над сложными решениями, которые надо принять, Юрий Владимирович любил подолгу смотреть на эту безделушку… И настольные часы круглой формы в виде флотского руля с ручками.
Часы шли бесшумно и показывали точное время: без двух минут десять утра.
Хозяин кабинета сидел в новом удобном кресле, сделанном по его индивидуальному заказу, привычно вытянув ноги и расслабившись.
Послышался слабый звуковой фон на щите селектора, прозвучал бодрый молодой голос нового секретаря, перекочевавшего в здание ЦК на Старой площади из приемной Председателя КГБ на Лубянке:
— Юрий Владимирович, товарищ Попков.
— Просите.
Начальник Пятого управления КГБ появился в кабинете из бесшумно закрывающейся двери — крупный, аккуратный, в сером отглаженном костюме, с черной кожаной папкой в левой руке. На лице — внимание и тревога, которую он пытался скрыть, но не получалось…
— Здравствуйте, Юрий Владимирович.
— Здравствуйте.— Голос Андропова звучал непривычно официально,— Проходите, Фрол Дмитриевич, садитесь.
Рукопожатие тоже было почти официальным.
— В нашем распоряжении один час. Посвятим его только одному вопросу — журналистскому.
— Все готово, Юрий Владимирович. Господина Жозефа Рафта встречаем сегодня ночью, программа расписана по дням, даже по часам.— Попков раскрыл свою папку.— Сейчас я вам…
— Одну минуту, Фрол Дмитриевич,— перебил секретарь ЦК и, выдвинув ящик письменного стола, вынул из него газету «Дейли ньюс» за 18 июля 1982 года.— Я прочитал в этой газете статейку вашего Артура Вагорски. Вы с ней знакомы?
— Знаком, Юрий Владимирович…
— Что же получается, товарищ Попков? Что пишет этот джентльмен? Как это понимать? Он вышел у вас из-под контроля? Вы его уже не снабжаете соответствующей информацией?
— Снабжаем. Но он имеет, как вы понимаете, и другие источники информации. Его подруга…
— Знаю, знаю! — не сумев подавить раздражение, перебил Андропов.— Но подобных публикаций допускать больше нельзя. Скажите… Материалы этого Вагорски попадают в передачи «голосов»?
— Впрямую ни на одну радиостанцию на Западе, вещающих на Советский Союз, он не работает. У него нет с ними ни кратковременных контрактов, ни договоров. Но выдержки из его статей в обзорные передачи попасть могут. Ведь в последнее время с начала этого года Артур Вагорски пишет только о вас. А к вам, Юрий Владимирович, сейчас в западных средствах массовой информации самый пристальный интерес.
По лицу Андропова скользнула еле заметная улыбка и тут же исчезла.
«Кажется, пронесло»,— с облегчением подумал начальник Пятого управления КГБ.
— Придется заткнуть ему пасть,— сказал он,— Немедленно этим займусь. Выдворим из страны. Надо только организовать предлог.
— Погодите, погодите! — усмехнулся Юрий Владимирович и взглянул на свой любимый сувенир.— Ваш Вагорски безусловно талантливый журналист, в принципе правильно все понимающий. Помните его статью, в которой он рассуждает о Сталине? Оригинально, смело. Во многом я с ним согласен. Просто надо его правильно направить. Ведь кто-то из ваших сотрудников с ним работает?
— Да, Юрий Владимирович.
— Вот и поработайте еще, сами проследите.
— Будет сделано, Юрий Владимирович.
— Отлично. А теперь перейдем к Жозефу Рафту. Итак, ночью вы его встречаете.
— Да. Самолет из Нью-Йорка, в котором он летит, в Шереметьеве-2 будет в один час сорок минут.
— Где вы его поселите?
— В «Национале», в нашем номере.
— Можно было бы и в «Москве». Что, там нет наших номеров?
На этот раз усмехнулся Фрол Дмитриевич.
— В гостинице «Москва» мы не только свои номера прослушиваем.
— И на здоровье,— поморщился Андропов,— Я о другом. Не надо с рядовым зарубежным журналистом роскошествовать. Знаю я эти золоченые апартаменты в «Национале». Плебейством отдает.
— Немедленно исправим.
— Да когда уже поправлять! Пусть. Но, осуществляя программу, учтите это обстоятельство.
— Обязательно учтем, Юрий Владимирович.
— Значит, он у нас впервые?
— Да, впервые. Господину Рафту двадцать семь лет, совсем еще молодой человек. Но весьма перспективный. В своем журнале «Нью-йоркер» числится «первым пером». С ним в Штатах поработали. Ведь вы его политические статьи о Советском Союзе читали?
— Читал. И — удовлетворен.
— А ведь только по полученным от нас материалам…
— Каким образом они были ему предоставлены? — перебил Андропов.
— Через одного польского корреспондента, работающего в Нью-Йорке. Он у нас уже четвертый год. Якобы пишет книгу о России. Легенда для Рафта.
— Понятно. Время нас торопит. В одиннадцать десять у меня встреча с редакторами литературных журналов. Поэтому перейдем к программе.
Начальник Пятого управления вынул из папки плотный глянцевый лист бумаги.
— Господин Рафт пробудет у нас две недели. Запланировано семь встреч. Что-то может измениться в ходе визита.
— Итак, семь основных встреч.
— Да. Социальный и профессиональный спектр мы с вами прикидывали.