— Что вы, Валерий, имеете в виду?
Яворский смутился, кашлянул:
— Да ничего я не имею в виду! Просто… Сам был молодым. Может, у вас, Жозеф, есть какие-нибудь предложения?
— То есть?
— В смысле культурной программы.
— Есть. Только это не предложение… Скорее, просьба. И она не имеет отношения к нашей культурной программе. Давайте вместе обсудим. Вот о чем, господа, я хочу вас попросить…
…Почти что в это самое время — было двадцать минут первого — в своей «странной» (по определению Жозефа Рафта) квартире проснулась Лиза Смолина.
Ее полные данные таковы: Елизавета Михайловна Смолина, 1958 года рождения, русская, родители — колхозники, беспартийная, образование — среднее техническое; после окончания спецшколы «потенциал действия» по десятибалльной системе оценен +9, кличка — Перепелка.
Итак, Перепелка проснулась в двадцать минут первого. После того как утром она выпроводила Рафта, решение, зревшее в ней последние дни, было принято окончательно: завтра. Лиза послушала, как на лестничной площадке громыхнул лифт и с урчанием повез Жозефа вниз, походила босиком по квартире (паркет приятно холодил ступни), сбросила на пол халат, с интересом рассмотрела себя, голую, в зеркале («Я красивая. А шрам на животе придает мне… Как сказать? Придает пикантности. Клиенты от него балдеют. Особенно почему-то чувствительные японцы»). Получив удовольствие от созерцания собственной обнаженной персоны, Лиза-Перепелка нырнула под одеяло в кровать, которая хранила следы недавней любви с американцем, и мгновенно крепко заснула.
…Ей хватило несколько часов сна, чтобы полностью восстановить силы. Проснувшись, она минут пять лежала неподвижно, глядя в потолок, и во всем ее существе, в такт ударам сердца, повторялось: «Завтра, завтра, завтра…» Но холодок страха, даже ужаса постепенно стал разрастаться в груди.
— Все равно — завтра,— сказала она вслух.— Я не могу так больше.
Все-таки страшно одной принимать подобное решение.
С кем посоветоваться? Кому рассказать? Ведь не ему же! Некому рассказать, не с кем посоветоваться… Одна во всем свете. Родители? Да они тут же умрут от горя, как только узнают, кто я, кому служу… Господи, Господи! Вразуми! И тут Лиза-Перепелка резко села в кровати. Евдокия! Дуся!… Только ей можно довериться… И посоветоваться — только с ней.
Лиза подтянула за шнур телефон, который был на полу, набрала номер.
— Я слушаю! Але! — прозвучал в трубке гортанный, вкрадчивый женский голос.
— Дусенька! Это я. Здравствуй!
— Ой! Лизок! Ты? Сколько лет, сколько зим!
— Да уже года полтора, наверно, прошло,— сказала Лиза-Перепелка,— как мы с тобой последний раз виделись.
— Верно, верно… Что-то голосок у тебя грустный. Или стряслось что?
— Да как сказать…
— Скажи, как есть.
— Не по телефону, Дуся. Повидаться бы.
— Так приезжай! Приезжай немедля! У тебя же своя тачка?
— Сегодня не могу, подруга. Есть несколько срочных дел. Давай завтра?
— Давай, давай! — радостно заспешила Дуся.— Все свои планы поменяю. У меня есть неделя отгулов. Когда приедешь?
— Завтра — когда скажешь, тогда и приеду.
— Ну… Не с самого ранья. Я, Лизок, спать стала горазда, разбаловалась. Приезжай к двенадцати. Я поздний завтрак организую. Есть у меня клубничная наливочка собственного производства…
— Хорошо, Дусенька,— перебила Лиза,— В двенадцать я у тебя. До завтра.
— Жду, подруга!
Лиза положила трубку телефона, опять спиной упала в кровать и замерла. Ее начала бить мелкая дрожь.
Поздно вечером этого дня Фрол Дмитриевич Попков сидел за своим письменным столом в домашнем кабинете и, поклевывая носом, поочередно смотрел то на отрывной календарь (31.7.82), то на часы-будильник в виде круглой луны (23 часа 25 минут), то на белый городской телефон (он был первым в ряду других четырех телефонов разного цвета).
Телефоны молчали…
«Позвоню сам»,— наконец решился начальник Пятого управления КГБ. И набрал номер.
— Да? — прозвучал в трубке женский голос, похоже раздосадованный и нервный.— Я слушаю!
— Добрый вечер, Татьяна Филипповна. Это Попков. Извините…
— Сейчас, сейчас,— перебила супруга Андропова. И тут же в трубке зазвучал голос Юрия Владимировича:
— Здравствуйте. Только собирался вам звонить. Сборы в дорогу задержали. Завтра отправляемся.
— Поездом?
— Поездом. Татьяна не переносит самолетов.— Андропов вздохнул,— Итак?
— Все, Юрий Владимирович, вроде бы получается, как и задумано. Во-первых, из «Националя» мы получаем пленки со всеми дневниковыми записями Рафта. В них не просматривается даже намека на понимание того, что мы «ведем» американца и информацию он получает соответствующую. Хотя много в его записях скепсиса, я бы сказал, очернительства…
— Не стоит этого бояться,— перебил Андропов,— К сожалению, есть что очернять. Главное — снабжать его нужной информацией. И при этом он должен считать ее объективной и попадающей к нему почти произвольно.— Юрий Владимирович ускорил темп речи — он явно спешил.— Дальше?
Заспешил и Попков:
— Во-вторых, и это главное: Рафт у наших товарищей попросил узнать, есть ли возможность организовать ему встречу с вами лично.— И Фрол Дмитриевич не удержался: — Молодец, Перепелка! Лучший наш работник. Надо бы отметить.
— Отметим. И — поздравляю. В конце его пребывания привезите его ко мне в Форос. Как все это обставить, мы с вами через пару-тройку дней обсудим детально.
— Хорошо, Юрий Владимирович. Что же… Как говорится, хорошего отдыха. И вам, и Татьяне Филипповне…
— Один момент,— перебил Андропов,— В начале нашего разговора вы сказали: «Вроде бы получается, как задумано». Что значит — вроде бы?
— Да как сказать…— Мгновенно большое лицо Попкова покрыла испарина.— Появился один нюанс. Или обстоятельство… Губастый, то есть Яворский, мне передал свои опасения…
— Какие еще опасения? — перебил Андропов.
— Пикантность ситуации, Юрий Владимирович, в том, что у американца не просто связь с Перепелкой — он в нее влюбился.
— Ну и великолепно! — воскликнул Главный Идеолог страны,— Чем сильнее его зависимость от нашего человека, тем…
— Сложность в другом,— решился перебить шефа начальник Пятого управления.— И она влюбилась в американца. Губастый докладывает — сильнее, чем он. «Потеряла голову» — так буквально он выразился.
Андропов некоторое время молчал: в телефонной трубке было слышно его дыхание.
— Да…— наконец сказал Юрий Владимирович.— Я, честно говоря, в амурных делах разбираюсь слабо. Но если это может как-то отрицательно сказаться на работе Перепелки…
— Яворский считает… Уж не знаю почему,— может, Губастый находится в прямом контакте с Перепелкой.
— Пусть он подробно изложит в рапорте свои соображения. Держите ситуацию под постоянным контролем. В случае необходимости принимайте превентивные меры.
— Слушаюсь, Юрий Владимирович.
— У нас с вами главная задача — успешное завершение операции «Золотое перо».
— В успехе я не сомневаюсь,— твердо сказал Попков.
— До свидания, Фрол Дмитриевич. Через пару дней я сам позвоню вам из Фороса.
1 августа 1982 года
Утро было душное, знойное, над Москвой собиралась гроза.
В этот день у Жозефа Рафта не было запланировано официальных аудиенций. С одиннадцати часов начались его встречи — ознакомительные — в редакциях нескольких газет, он сам их выбрал, выслушивая, правда, неназойливые, деликатные советы Николая Воеводина и Валерия Яворского: «Литературная газета», «Литературная Россия», «Правда», «Советская культура», «Известия». Встречи с редакторами, членами редколлегий и творческими коллективами, каждая встреча не более тридцати — сорока минут.
— Если останется время и будет ваше желание,— сказал Яворский,— можем посетить одно из наших издательств. Вам предоставляется выбор: «Молодая гвардия», «Советский писатель», «Политиздат», любое другое, по вашему, Жозеф, желанию.