- Что представлял собой Псарев как человек?
- К нему все товарищи были хорошего отношения. Он ни с кем не скандалил, с ним никто не скандалил...
- Был ли такой случай, что вы с Псаревым собирались бежать из зондеркоманды?
- Я этого не помню...
Псарев взмолился:
- Может, вспомнишь? На станции Джанкой мы с Андрюшенко хотели бежать...
Поморщилась, подумала с минуту и опять-таки, не глядя на Псарева, ответила суду:
- Какой-то разговор был. Но точно не помню...
По вызову суда из Мозыря приехала Екатерина Михайловна Титова. Во время войны она жила в деревне Кочище, в трех километрах от деревни Жуки. Навсегда ей запомнилась оккупация, вторжение в их деревню немецких солдат, грабежи, казни. Жителей стали вывозить - кого на расстрел, кого на фашистскую каторгу. Население покинуло деревню и ушло в леса; днем прятались в болотах, ночью выходили на сухое место.
За ними охотились. Каждую ночь немцы прочесывали леса. Тех, кого вылавливали, пригоняли в деревню Жуки. Там в колхозной конюшне расстреляли около семисот человек. Десять больших ям было забито трупами.
Екатерина Михайловна не знала тогда о существовании зондеркоманды СС 10-а. Она говорила - "фрицы, фашисты". Фашисты забрали ее отца и сестру.
Однажды ночью крестьяне увидели в лесу эсэсовцев. Старушка Бондажевич не могла бежать, она легла, родственники прикрыли ее хворостом, а сами спрятались в чаще. Когда они вернулись утром к этому месту, увидели, что старушку Бондажевич фашисты сожгли...
Председательствующий вызвал к микрофону Буглака:
- Ну, Буглак, правильно показывает свидетельница?
Буглак ответил:
- Эта операция была делом наших рук...
Екатерина Михайловна посмотрела на подсудимых: гады!..
Дарья Семеновна Енькова видела, как собирают в Ростове на сборный пункт евреев. Она жила на улице Энгельса, в доме 60.
- Приходили евреи туда с вещами, ценностями и ключами от своих квартир.
Она сказала:
- Соседи знают, что я еду свидетелем на процесс, они наказывали мне рассказать суду всю правду и просить, чтобы этим извергам не было никакой пощады...
Киреева Ульяна Тимофеевна жила в Ростове, в поселке 2-я Змиевка, возле Песчаного карьера.
9 августа немцы велели всем жителям уйти на один день из поселка. Ульяна Тимофеевна побоялась оставить свой дом без присмотра, из поселка не ушла - спряталась в Песчаном карьере, в яме.
10 августа она услышала над собой выстрелы: в яму с обрыва падали окровавленные тела, их сбрасывали оттуда, сверху. В ужасе Ульяна Тимофеевна поняла, что происходит расстрел и к ее ногам падают мертвые дети.
Председательствующий спросил Скрипкина:
- Это вы там стреляли?
Скрипкин встал:
- И я в том числе...
* * *
Прибыли еще свидетели, бывшие сослуживцы подсудимых. Одни приехали сами, отбыв "от звонка до звонка" десяти - пятнадцатилетние сроки, других привезли под конвоем из дальних колоний, и этот процесс был для них как бы отдыхом.
Сухаренко освободился всего месяц назад; он был с часами, в новом, только что купленном костюме, в новой рубахе-ковбойке. Отвечая, по привычке держал руки за спиной.
Барановский уже двадцать лет отбывал наказание (в свое время, учитывая его молодость и раскаяние, расстрел ему заменили двадцатью пятью годами). В синем кителе, стриженый, с обветренным широким лицом, он похож был на молодого солдата и бодро отвечал:
- А в нашей команде все были палачи, а уж Вейх, Псарев, Сургуладзе - в особенности...
Сургуладзе ненавидяще смотрел на него. Даже Вейх не выдержал, прокричал:
- Я стрелял, совершенно верно! Я не отказываюсь. Но вы сами что делали? Неужели один Вейх стрелял? Или вы мою фамилию стали называть после того, как она на пластинку попала? - Он жестом изобразил, как крутится пластинка. - Теперь скажите: были случ?и, что Вейх заставил выпустить скотину, возвратить ворованную корову? Знаете вы, что Вейх ни одной пуговицы себе не взял, ни одной тряпки с убитых не присвоил, все сдавал на склад?..
Барановский ухмыльнулся:
- Вы его слушайте больше. Известное дело - бандит, ищет себе оправдания. Никто грабежей не пресекал. И Вейх тащил что под руку попадет!..
Вейх только головой покачал: "О человеческая низость! О люди, люди!.."
...Ввели Пушкова, свидетеля по делу Сургуладзе, Буглака и Псарева, - с ними он прослужил до 1944 года, пока не перешел во власовскую армию, где стал офицером. Ему, также "с учетом молодости", расстрел был когда-то заменен двадцатью пятью годами, и он все еще отбывал срок...
- ...Вам приходилось участвовать в операциях?
- Так точно. К концу службы в моей солдатской книжке значилось около сорока операций.
- В чем выражалась операция?
- Грабили, убивали, снимали с трупов одежду... Как правило, Вайх добивал раненых. Что касается Псарева, то необходимо отметить, что во время облав на партизан его нередко переодевали в советскую форму, из провокационных соображений снабжали советским оружием...
И с холодной четкостью заговорил о Сургуладзе, своем задушевном приятеле, с которым вместе ходил в атаку на партизанские пулеметы и два года подряд делил страх и надежду:
- Среди присутствующих здесь обвиняемых наиболее близким человеком к оберштурмбанфюреру Кристману был Сургуладзе. Его поощрил даже генерал СС Вальтер Биркамп, который часто приезжал к нам в Люблин. Я считаю своим долгом подчеркнуть, что из рук Биркампа Сургуладзе получил три бронзовые медали и одну серебряную - Bandenkampfab-zeichen. Вайх (он говорил на немецкий лад - Вайх) также был награжден...
И опять Вейх не выдержал, попросил слова.
- Я не отрицаюсь... Я не отказывался и не отказываюсь. Но у меня вопрос к свидетелю: за что вы были награждены?
Пушков вопросительно посмотрел на судью: отвечать? - и не совсем твердо сказал:
- Я был... за то, что, когда, находясь в окружении...
Вейх движением пальца отмел:
- Э, нет!..
Но все это не имело значения, так как судили сейчас не Пушкова, а Вейха. И Пушков это знал и поэтому был совершенно спокоен. Все они, эти свидетели, были спокойны и равнодушны не только к своим бывшим сослуживцам, но и к себе, к своим преступлениям, потому что знали, что формально повторной ответственности не подлежат и лично им ничто уже больше не угрожает. И, рассказывая об ужасных вещах, о чудовищных "эпизодах", никто из них не волновался и - за ненадобностью - не демонстрировал ни раскаяния, ни угрызений совести, ни сочувствия к жертвам.