– Прекрати, – разозлился он.
– Нет. Что ты можешь теперь, Веспер? Что я могу? Что мы можем сделать?
– Ничего.
– Почему?
– Потому что мы все уже сделали, – он приподнялся на локте и почти кричал. – Потому что нет бабочек и облаков нет. Ни черта здесь нет, ты разве не видишь? Только ты и я на этом голом куске камня. И если бы не тот кусок обшивки…
Она посмотрела на его ногу. Кровь все еще сочилась из-под ремня, которым Зандер ее перетянула, вытекала на голый камень из-под ткани и тут же замерзала. Красные кристаллики, с которыми из него уходила боль, и вместе с нею – жизнь.
– Ты можешь встать, Веспер? – спросила она спокойно.
– Наверное… – прошептал он. – Наверное, нет.
– Они не успеют? Совсем-совсем не успеют?
– Совсем-совсем.
Ему было уже все равно, обезболивающее отпускало, но боль, накатывавшая волнами совсем недавно, казалось, становилась все незаметнее, вместо нее пришла апатия, и он подумал, что про лосося все верно. Он просто недопрыгнул. А она случайно оказалась рядом.
– Я бы все отдал… – проскрипел зубами он. – Ты знаешь…
– Да, – выдохнула она, – за то, чтобы прикоснуться к тебе. Но мы ведь можем. Можем взять, и сломать их.
И наклонилась совсем близко, так, что стекла скафандров чуть слышно звякнули.
– Сломать их, вот так, бум-бум-бум, – она качала головой, словно действительно хотела разбить эту преграду, и каждый раз стук отдавался в его ушах гулким набатом. – Только чтобы побыть рядом секунду.
– Нельзя, – прошептал он.
– Смотри, глупость какая, – рассмеялась она вдруг. – Мы падаем на солнце.
Он улыбнулся через силу, посмотрел на яркое, в полнеба, светило, потом закрыл глаза и обмяк.
– Подумать только, – сказала она, – мы падаем в самый яркий свет в этом мире, и почему-то он – наша самая темная бездна.