— Товарищ младший лейтенант! Вас комбат вызывает!
Перед нм стоял запыхавшийся порученец командира батальона капитана Петрова. Вот ещё один… По слухам, их комбат был не пехотинцем, а бывшим танкистом. Одним из немногих, уцелевших при внезапной атаке финнов зимой. Потерявший всю свою танковую роту, а сам пробиравшийся по глухим карельским лесам почти триста километров зимой и едва не потерявший в госпитале обмороженные ноги. Но, как комбат танкист вёл себя грамотно: в лишние атаки ради орденов бесцельно не посылал. Ночные поиски и разведку боем организовывал грамотно, да и чинопочитания особо не требовал. Лично же к Ковальчуку относился без пренебрежения, хот и знал о том, что звание тот получил не за протирание штанов в училище, а в бою. Интересно, что сейчас командиру батальона понадобилось?..
Владимир Петров находился в своём блиндаже, склонившись над обычным школьным атласом. При виде появившегося перед ним Ковальчука махнул рукой, приглашая приблизиться.
— Товарищ…
— Оставь, Саша. Иди сюда. Вот, посмотри…
Его палец упёрся в одну точку на странице учебника.
— Только что передали по радио — турецкие войска перешли границу. Массированный десант в Крыму. Переброшено почти четыре дивизии янычар, или как их там…
— Аскеров, товарищ комбат.
— Словом, туго нам теперь придётся… Как думаешь?
Ковальчук сам на Кавказе не служил, но кое с кем оттуда встречался. Он посмотрел на то место, куда показывал капитан и невольно передёрнул плечами.
— Получается, что они на Баку нацелились?
— То-то и оно. Теперь у нас совсем плохо дело будет… Меня то сюда назначили временно. Поскольку хоть танки у нас есть, да бензина для них нет. Обещали, что весной с горючим полегче станет и назад переведут. А теперь… Эх!
Бывший танкист махнул рукой и полез в карман за папиросами. Чиркнул спичкой, закурил.
— Что думаешь, Саша?
Ковальчук невольно вздрогнул — впервые командир обратился к нему по имени.
— А что тут думать — драться надо. Иначе нас всех… Того. Никого не пощадят. Насмотрелся… Так что — другого выхода нет.
Комбат криво усмехнулся.
— Я тоже насмотрелся… Когда они с кого то из моих кожу живьём содрали… На моих глазах. Видишь?
Он расстегнул пуговицы обшлага гимнастёрки и показал белесые следы шрамы на запястье.
— Я себе всю руку изгрыз, чтобы не закричать… А они — смеялись… Пока финны этих сволочей не перестреляли.
— Финны?!
— Да. Те самые финны. Вроде враги, а тут… По человечески поступили. По-солдатски. Ладно. Слушай сюда, младший лейтенант. Я тут в город отлучусь. Получил разрешение от комполка. На двое суток. Вроде у нас пока тихо, вот и разрешили. Так что — будешь за старшего. Ну и заодно постараюсь разузнать, что ещё на белом свете творится… Не подведёшь?
Ковальчук внимательно посмотрел в серые глаза Петрова и молча кивнул.
— Тогда — спасибо…
…Владимир добрался до Ленинграда на попутных санях из многочисленных обозов снабжения. Поскольку топлива практически не было, все необходимые обороняющимся частям грузы возили на лошадях, ослах, и даже, как в его случае, на здоровенных двугорбых верблюдах. Мохнатые, несмотря на жаркую родину флегматичные животные ко всеобщему удивлению неплохо переносили русские холода, а уж обилие зелени на ёлках наверняка казалось обитателям пустыни их верблюжьим раем. Пройдя по затемнённому городу и пару раз дав проверить свои документы многочисленным патрулям капитан оказался у знакомого дома. Толкнув дверь парадного вошёл на площадку, затем жужжа ручным фонариком поднялся по широкой лестнице о наконец остановился у хорошо знакомой двери. Поднял руку, чтобы постучать, но неожиданно массивная дубовая, ещё дореволюционной работы дверь распахнулась, открывая дорогу звукам… Наяривало танго на патефоне. Слышались многочисленные пьяные мужские и женские голоса, пахнуло табачным дымом и запахами множества блюд… Перед капитаном возникла покачивающаяся пьяная фигура в гражданском костюме.
— О, комнадиг! Заходи! Водку пить будешь? Какой вы невежливый, командиг…
Оттолкнув пьяного в сторону, Петров двинулся прямо вглубь квартиры, туда, откуда доносились пьяные выкрики и нестройный гул голосов. Толкнул дверь и замер от неожиданности — на столе, под музыку патефона, под поощряющие выкрики хорошо одетых молодых людей его Верочка кривляясь, сбрасывала последние остатки одежды… Она не замечала застывшего на пороге Петрова, поскольку глаза её были полузакрыты и опущены к столу, занятая тем, чтобы не столкнуть на пол что-либо из еды или многочисленных бутылок, а капитан молча смотрел на отвратительную картину. Затем сделал шаг назад, в глубину неосвещённого коридора, продолжая наблюдать за тем, как его целомудренная, скромная девушка, исказив в похотливой улыбке кукольное личико, рывком сдёргивает с себя лифчик, обнажая груди, и бросает его в кучку тянущих к предмету дамского туалета молодых людей. Те с гоготом устроили небольшую свалку. Наконец счастливый победитель гордо поднял руку, с зажатым в кулаке бюстгальтером, а Верочка похотливо улыбнулась победителю и крикнула:
— Лейба, ты счастливчик, сегодня я твоя…
Николай круто развернулся и так же молча прошагал к выходу из квартиры. Отшвырнул оказавшегося на его пути пьяного и прогрохотал по ступенькам, спеша прочь, прочь от этого вертепа разврата и похоти… Как он мог?! Как она могла?! Такая скромная, такая стеснительная, никогда не позволявшая ему ничего лишнего, ничего кроме скромного поцелуя или ласкового рукопожатия?! Обещавшая ждать и верить?! Оказавшаяся на поверку обычной низкопробной шлюхой?!! Он шёл, ничего не замечая вокруг, наконец остановился на набережной, полез в карман и закурил, глядя на недавно вскрывшуюся Неву…