Я знал, что многие мои друзья и просто знакомые были если не влюблены в нее, то достаточно очарованы даже после первого знакомства. Как я уже сказал, мы были представлены друг другу пару месяцев назад, но мне она тогда показалась такой же если не более непримечательной дамой, как и многие другие. Да она была достаточно миловидная и с миниатюрным телосложением. Но на этом для меня ее достоинства заканчивались. Сколько бы раз я не заговаривал с ней, наш разговор прерывался и затихал сам собой, даже не начавшись как следует. Даже, казалось бы, такие нелепые, но простые светские темы для бесед, с ней почему-то не срабатывали. Мне было до тошноты скучно рядом с ней, и когда мне приходилось оказываться с ней в одном круге беседующих людей, я старался не обращаться к ней. Для меня ее черты были лишены привлекательности, ее характер невзрачен. И в ней, казалось, совсем отсутствовали столь притягательные для мужчин женственность и кокетство.
Но если она смогла понравиться моему другу, то в ней должно было быть что-то особенное, решил я. Поэтому после его признания, я вознамерился попытаться изменить свое решение, а для этого стал чаще бывать в ее обществе.
Но сколько бы я не проводил с ней времени, мое мнение о ней не становилось лучше. Что скрывалось за этим невинным непонятным взглядом для меня так и оставалось неразгаданной тайной. А то, что ей было, что скрывать, я был убежден. Потому что в ее взгляде, в этих непривычных ярко-серых с зелеными искорками глазах, читалось столько всего, что она никак не выражала другими способами, то, что было спрятано от всех и открыто только ей.
Но одно я понял достаточно быстро. Она любила его. В разговоре, даже когда он проходил без присутствия других персон, она стала отзываться о нем как об очень добром, заботливом и сердечном человеке. Да, он ей признался в некоторых своих неблаговидных сторонах натуры, что-то она слышала, как и остальные из сплетен ее подруг, но она видела то самое светлое в его душе, что тогда видел и я в нем. Он был хорошим малым и если порой был нечист на руку и не столь благороден, то не от жестокости сердца, а потому, что не видел иначе возможности бороться за свое место в этом мире. Он был порой холоден, но только от того, что на самом деле внутри него боролось так много страстей. Мы были с ним похожи. Мы относились к жизни как к игре. Да, мы были эгоистами, мы редко делали что-то хорошее без выгоды, но это была лишь неуступчивость молодости. Мы оба были людьми, которые готовы были пойти на все, бороться до последнего за то, что могло тронуть нашу душу, наше сердце. И пусть оно находилось в спячке это чувство, но оно жило в нас.Во мне это было заложено еще с любовью моих родителей в детстве. И мое чувство, как и его, ждало своего часа, оно не смогло умереть во мне, изжить себя, несмотря на все старания моего дяди. И вот моему другу повезло тогда. Он встретил ту, за которую готов был идти до конца. Он словно преобразился. Словно феникс, мы люди, можем ожить даже после самой сильней бури, после самого беспощадного шторма, не уставала повторять В. И тогда для нее он стал этой птицей.
Мой друг все свободные вечера стал бывать с визитами в их поместье. Часто я сопровождал его в этих встречах. Он был не самым открытым человеком и о своих чувствах, как и мыслях предпочитал не говорить. Но по его поведению, по его взгляду на нее, я понял тогда, что в его душе возникло то же чувство, что и в ее. Но когда я снова стал спрашивал его о предстоящих намерениях, о том, когда же именно он попросит ее руки, он не давал мне вразумительного ответа. И меня так и не покидала мысль, что за всей этой страстью кроется что-то еще. Или это было всего лишь чувство, которое не сможет выдержать проверку временем, как это уже бывало столько раз в его жизни. Да, я не мог отделаться от того, чтобы воспринимать все происходившее не только со мной, но и вокруг меня со значительной долей цинизма, а точнее, как я не уставал себе повторять, чувством реальности. И моим сомнениям оказался подвержен не только я.
========== III ==========
Ее отец был из не столь знатного и богатого рода. Но и он, и его предки всегда славились способностью сколачивать состояние из своего труда. Да, в основном это была медицина, хотя насколько мне было известно, в их роду были также и весьма известные юристы и банкиры. По долгу своей службы мне иногда приходилось обращаться к услугам столь именитого и даже талантливого врача. Многие мои клиенты лестно отзывались о нем, и не соглашались пользоваться услугами никого другого, кроме него. Поэтому когда мне требовалось договориться об освидетельствовании упокоения какого-нибудь богатого джентльмена, или признать жену деспотичного и алчного министра умалишенной, то я без сомнений обращался к сэру М.
Когда же я стал чаще бывать в поместье, то наши отношения переросли из лишь деловых в более личные. Он расспросил меня о прошлом, и когда узнал о тех тяготах, с которыми мне пришлось в своё время столкнуться, проникся ко мне симпатией. Мы понимали друг друга, знали, что ради своего места в жизни необходимо прикладывать усилия, трудиться, не полагаясь ни на кого, а особенно на якобы предназначенное наследство. Мой отец и он были яркими примерами того, что в наше время многие прежде непоколебимые границы и устои стали размываться. Ещё пару десятилетий назад нельзя было даже вообразить, что знатный господин будет вынужден зарабатывать себе на жизнь, особенно трудом простолюдинов и мещан, содержать фабрики или зарабатывать на жизнь своим трудом. Все определяло наследственное состояние и земли, которые поддерживали немногочисленные вливания с промышленных шахт, с горных рудников в различных колониях или, в крайнем случае, на доход от остальной своей собственности поместьев.
Но все стало стремительно меняться. Со всех газетных заголовков возвещали о возникновении капиталистических отношений. И теперь никого уже не удивляло появление разоренных денди, на место которым приходили так называемые капиталисты, коих особенно много прибывало из-за рубежа, в частности из Америки.
— Вот Вы, молодой человек, изучаете право и непосредственно связаны с различными вопросами нашего общества. И что, по-вашему, является целью юриспруденции? — однажды спросил он меня.
— Защита прав собственности, сэр, — тут же ответил я.
— И от кого же?
— От черни. Ведь благородный человек по своему воспитанию не станет нарушать закон, — заключил я.
Сэр М. проследовал в дальний конец комнаты, где на столе лежали разные деловые бумаги и книги, а среди них находилась трубка с уже набитым табаком. Он закурил ее и продолжил:
— Вы так думаете? Да порядок во многом поддерживается потому, что у нас есть хорошие манеры, — он задумчиво выдохнул дым. — Я родился достаточно богатым, Микаэль, но остался им благодаря своему благоразумию и сдержанности. Но такое отношение скорее исключение, чем правило. Что Вы об этом думаете?
— Возможно, вы и правы сэр, — кивнул я. — Но эти качества уже не так ценятся, на их место приходят другие.
Он многозначительно взглянул на меня, будто прочитав мои мысли о царившей среди моих сверстников развращенности и желания получать все и сразу, цепляться за любые возможности и способы. О какой сдержанности, холодном расчете и уж тем более воздержании могла идти речь?
С сэром М. мы обсуждали разные вопросы о политике, обо всех этих переменах в обществе. Даже если меня волновали какие-то личные перипетии, то он был учтив и чуток со мной, нередко давая ценные советы. В каком-то смысле он тогда заменил мне отца, то, что не смог сделать мой родной, но чёрствый и консервативный дядя.