Вернусь ли после странствий многолетних?
И подниму ль я кубок в честь друзей?
Не стань же мне прибежищем последним,
Могилушкой безвестною моей…
«Песнь о дороге» (название придумано Виралом),
автор слов и музыки неизвестен
Авентия, год 999-й от основания, где-то на дороге, месяц метелей, число 19-е.
Мы ехали довольно довольно резвой рысцой уже часа три, а обрывок заунывной песни конюха, бывшего не то воина, не то разбойника с большой дороги, все вертелся в голове. Думаю, что не только у меня.
Приземистых, коренастых лошадок мы сторговали в окрестностях Айраналя. Изрезанное шрамами лицо продающего не внушало особого доверия. Однако Миран уверил нас, что «уж в лошадях в этом королевстве лучше него не разбирается никто», и что «лошаденки, конечно, неказистые, зато выносливые». Чем заслужил одобрительный взгляд из-под густых нависших бровей, удивительная форма которых являлась, помимо шрамов, еще одним запоминающимся украшением конюха.
Уже потом, неторопливо помогая седлать прикупленных нами скотинок, конюх на радостях затянул то ли народную разбойничью, то ли собственную биографию, положенную на немудрящую мелодию.
Как ни крути, а настроения, изрядно подпорченного невеселыми думами о здравии и отношении лично ко мне одного небезызвестного магистра боевой магии, песня мне не прибавила.
Оказалось, некоторые из нашего разношерстного отряда – за всех не поручусь – тоже размышляли о музыке. Стоило нимфе задать вопрос в воздух, а правда ли, что за кражу лошади пойманному вору у орков отрубают руку (да-да, об этом злополучный исполнитель тоже упоминал), как она получила уверенное подтверждение сразу от двоих. Понятно, что Исил, дочь вождя, досконально изучила все обычаи своего племени. А вот Ларсу-то откуда все это знать? Что нам вообще известно о человеке, с которым мы отправились в путь? Да и… человеке ли? Нет, внешность у него самая что ни на есть человеческая – никаких острых ушей, когтей, звериного рычания, хвоста и прочих инородных для этой расы атрибутов не наблюдалось. Довольно правильные, не идеальные, но вполне себе человеческие черты лица, хотя нос, пожалуй, немного тонок и длинноват. А вот тщательно выверенные, отточено-скупые движения и грация… Хищника? Вампира? Эльфа? Все же откуда он такой взялся, некромант-целитель? Я твердо решила осторожно расспросить его при первом же подходящем случае. Внезапно обернувшись (почуял, что я его разглядываю, не иначе), наш негласный вожак объявил:
- Останавливаемся на ночевку здесь!
И указал на видневшиеся невдалеке шпили не то ратуши, не то церквушки. Затем скептически оглядел нашу пеструю компанию и порекомендовал мне и Мирану спрятать уши (у стихийника они были теперь мертвенно-зеленоватого оттенка, точно у не совсем «свежего» утопленника, и по-прежнему ослиными), Виралу – не сверкать клыками и цветистыми фразами, а Селене – королевской осанкой и высокопарной речью (нимфа задрала нос еще выше). На долю Исил и Надаля достались два тяжелых вздоха и совет «поднять повыше воротники и опустить пониже меховые капюшоны, хотя вряд ли поможет».
…
После шумного многолюдного Айраналя городишко показался мне совсем небольшим и немного сонным. Верхние этажи домов на узких улочках смыкались между собой, отчего те смахивали на сумрачные, грязные и не слишком гостеприимные пещеры.
Проверять, насколько они безопасны, мы не стали, благо что, кроме постоялого двора, нам здесь ничего не требовалось. А его мы увидели сразу при въезде в город. Хозяин недоверчиво покосился на такую уйму народа, но согласился выделить нам две комнаты, пояснив, что «всего-то их, знамо, три, да одна нынче занята важным господином из столицы, едущим, по видимости, с каким-то шибко секретным делом».
Недолго поразмыслив, мы не стали претендовать на оставшиеся две комнаты, расспросили хозяина о ближайшем сеновале и, получив указания о его возможном местонахождении, справились об ужине. Трактирщик тут же потерял к нам остатки всякого интереса, если таковой вообще имелся, и возложил обязанности по наполнению наших желудков на угрюмую подавальщицу, смахивающую на помесь голодного волколака и серой жабы – такую же костлявую, желтоглазую и в пупырышку.
Столичный обычай использовать лошадей исключительно за пределами городских ворот здесь в ходу не был. Похоже, удобство передвижения горожане ценили гораздо выше чистоты на улицах.