Ричард Адамс
Бездомные псы
Посвящается Элизабет, вместе с которой я впервые открыл для себя Озерный Край.
*И та женщина заслуживает величайшего уважения, о которой меньше всего говорят среди мужчин в порицание или в похвалу.
Королева:
…Я силу этих зелий испробую, не бойся, не на людях — на тварях, недостойных и петли…
Корнелий:
Но опыты такие
Ожесточают сердце, ваша милость.
Хотя сей пассаж и не содержит ничего особо примечательного, я почитаю своим долгом заставить над ним порассуждать. Мысль, в нем содержащаяся, прозвучала бы с еще большей силой, когда бы автор жил и поныне и сделался смятенным свидетелем тех опытов, каковые получили гласность в недавние времена, творимые представителями человеческой расы, что вершат пытки без жалости и описывают без стыда, пребывая при том в чести и почете меж другими людьми.
СТАДИЯ ПЕРВАЯ
В железном баке тихо плескалась вода, расходясь угасавшими у стенок кругами. При электрическом освещении рябящая поверхность напоминала треснувшее зеркало, некий сотканный из воды плащ арлекина с косыми ромбами, которые пребывали в постоянном движении, становясь то тусклыми, словно булыжник, то сверкающими, словно скальпель. В продолжение последних двух часов вода в баке то и дело осквернялась желтой струей мочи, на поверхности плавала слюна, пенные клочья которой, похожие на рыбью икру, становились все более пышными, и можно было предположить — если бы кто-либо из присутствующих был намерен строить предположения, — что это не вода, но какая-то иная, более плотная жидкость, нечто вроде разболтанного джема или скисшего пива, которые выставляют в банках, чтобы в них тонули осы, или нечто вроде темной жижи, которую в коровниках Озерного Края месят на цементном полу копытами и резиновыми сапогами.
Мистер Пауэлл с раскрытым блокнотом в руке склонился над баком, протер об рукав очки и перегнулся через широкий край, дабы взглянуть, что делается там, двумя-тремя футами ниже.
— Шеф, он, кажется, готов, — сказал мистер Пауэлл. — Нет, подождите! — Он засучил рукав белого халата, чтобы на него не попали брызги от очередного, пусть даже слабого всплеска, после чего вновь склонился над водой. — Нет, все же я прав, он почти готов. Вынимать, что ли?
— Пусть уйдет на дно и перестанет двигаться, — ответил доктор Бойкот, не поднимая головы от лежащих на столе бумаг. В этом помещении никогда не было ни сквозняков, ни вообще сколько-нибудь заметного движения воздуха, однако два графика и таблица эксперимента лежали у доктора стопочкой, а сверху в качестве пресс-папье он водрузил тяжелый секундомер — для вящей уверенности, что бумаги останутся на том же самом месте, где он желает их видеть. — Вчера я, кажется, достаточно ясно объяснил, когда нужно вынимать, — добавил он подчеркнуто ровным голосом.
— Но вы же не хотите, чтобы он утонул? — спросил мистер Пауэлл, и в голосе его послышалась легкая тревога. — Если он…
— Дело не в этом, — резко ответил доктор Бойкот, как бы затыкая помощнику рот. — Тут нельзя хотеть или не хотеть, — продолжил он. — Топить его нам незачем, по крайней мере сегодня. Думаю, что и не в следующий раз. Разумеется, в зависимости от результатов.
Плеск в баке все еще продолжался, но очень слабый, этакое железное эхо, словно некий призрак безуспешно пытался сойти на воды, встревожив их гладь (впрочем, рассчитывать на чудо находящемуся в баке никак не приходилось, поскольку чудо — явление антинаучное). Затем, после захлебывающихся звуков и бульканья, наступила тишина, в которой отчетливо прозвучало донесшееся снаружи скрежещущее карканье вороны.
Мистер Пауэлл встал, сделал несколько шагов по цементному полу и снял с гвоздя пастуший посох с рукоятью в виде крюка. Вновь присев на край бака, он машинально принялся выстукивать крюком ритм популярной песенки.
— Э-э… Стивен, — остановил его доктор Бойкот, изобразив на лице слабое подобие улыбки.
— Простите, шеф.
Находившийся в баке крупный беспородный пес все еще бил передними лапами, но уже так слабо, что все его тело, от загривка до крестца, висело в воде почти вертикально. Висячие спаниелевы уши распластались по обе стороны его головы, словно раскинутые крылья, однако глаза пса находились под водой, сверху торчал лишь черный лироподобный нос. Покуда мистер Пауэлл наблюдал, скрылся и нос, вынырнул на мгновение и снова исчез. Искаженное эффектом преломления собачье тело, казалось, опускается куда-то вбок, и вот оно уже на дне бака, словно некая расплющенная масса, поднявшая при падении грязное облачко осадка. Доктор Бойкот остановил секундомер. Мистер Пауэлл коротко оглянулся, желая проверить, не заметил ли тот этого облачка (шеф неукоснительно требовал безукоризненной чистоты оборудования), и решил завтра же сказать Тайсону, ответственному за уборку и кормление животных, чтобы воду в баке слили и почистили дно. Затем, нисколько не смущаясь преломлением света в воде, что говорило об изрядном опыте, мистер Пауэлл сунул в воду крюк, зацепил пса за ошейник и потащил его наверх, но вдруг замешкался, опустил посох и, поморщившись, распрямился. Тело пса вновь бухнулось на дно бака.