— Ну, в общем… Видите ли… эта собака… она была такая… ну…
— Как, кстати, ее звали? — осведомился между делом Дигби Драйвер.
— Брат придумал ей кличку Шустрик. Так вот, она была злой и непослушной. Вы ведь знаете, что именно из-за ее непослушания с моим братом и случилось это ужасное несчастье…
— Она что, всегда была злой? Вы ее боялись? Она на вас когда-нибудь бросалась?
— Ну, в общем… нет, бросаться, пожалуй, не бросалась. Но зато у нее был просто несносный нрав, мистер Драйвер, если вы понимаете, что я имею в виду. Она была… удивительно нечистоплотна и невоспитанна. После этого несчастного случая никто не хотел ее брать. Я, как вы понимаете, не могла ее здесь держать. Ну и вот, после смерти брата…
— А на других животных она нападала?
— Еще как, особенно на кошек. Вот именно, на кошек. Гонялась за ними и тявкала.
— Значит, когда на днях стало известно, что она нападает на овец, вы не особенно удивились?
— Ну, пожалуй, не особенно. Да, в общем, можно сказать, что и совсем даже не удивилась. — Она подумала и добавила: — Нет, особенно я не удивилась.
— Значит, вы вполне допускаете, что она и есть одна из тех собак, которые нападают на овец?
— Ну, в общем… — Энни Моссити сообразила, что мистер Драйвер поймал ее на слове. — Ну, я только могу сказать, что, может быть, и да…
— Понятно. Но ведь собачка-то вроде была небольшая, да? Как по-вашему, могла бы она загрызть овцу?
— Ну, как сказать, это ж все-таки фокстерьер, они ведь должны на лис охотиться, правда, а ведь овечки, они же совсем беззащитные, правда, и если она, допустим, очень проголодалась… ох, мистер Драйвер, она иногда такое вытворяла! Я как-то зашла к брату, заглянула под рододендроновый куст, а она притащила туда такую дрянь… даже говорить не хочется, всю в этих… ну, знаете…
«Ясно, что собаку она терпеть не может и не станет возмущаться, если мы выставим ее кровожадным и злобным чудищем, — подумал про себя Дигби Драйвер, — а мне только этого и надо. Впрочем, кому-нибудь со стороны может прийти в голову еще один вопрос. Лучше уж задать его впрямую, а потом можно наконец-то смыться отсюда, вот только прислать вечерком кого-нибудь из местных сделать пару снимков».
— …вытащит это свое мерзкое вонючее одеяло из корзины и давай возить его по всему дому — ну уж, знаете, — хорошо, что его наконец-то выкинули…
— Миссис Мосс, я не совсем понимаю… вы мне, конечно, сумеете объяснить… почему вам пришла мысль продать собаку в Исследовательский центр? Ведь после смерти брата у вас, я полагаю, было полно забот. Зачем же лишние хлопоты? Ну, то есть, не легче ли было просто взять ее и усыпить?
— Мистер Драйвер, — проговорила Энни Моссити, мгновенно сообщив своему тону агрессивность, служившую ей безотказным средством обороны, — посредством этого тона она приучила своего начальника воздерживаться даже от самых мягких критических замечаний в ее адрес, и теперь он предпочитал молча терпеть ее огрехи, — надеюсь, вы не хотите этим сказать, что я нарочно хотела отдать собачку на муки? Если так, должна вас предупредить…
— Что вы, что вы, — осадил ее Дигби Драйвер, — я вовсе ничего такого не имел в виду. Напротив, миссис Мосс, я хотел узнать, как вам пришла в голову такая здравая, разумная идея.
— Ну, это зять меня надоумил, муж сестры то есть, — проговорила Энни Моссити, с легкостью поддаваясь на незамысловатую лесть. — Он ветеринар, живет неподалеку от Ньюкасла. Я при нем упомянула, что не хочу держать у себя эту собаку и собираюсь ее усыпить, а дня через два он сказал, что Лоусон-парк обратился к местным ветеринарам с просьбой подыскать взрослую домашнюю собаку для какого-то там опыта. Он так и сказал, что собака нужна взрослая и полностью прирученная. Он меня уверил, что ее не станут мучить, и объяснил, что общественный долг требует идти навстречу интересам науки…