Глядя на яркие дикорастущие цветы, свисающие с боков ящиков, задаюсь вопросом: нанял ли дедушка кого-то, чтобы следить за ними, когда сам переехал во Флориду. Он ни разу не говорил, что ему важны цветы, которые мы сажали. Честно говоря, не помню, чтобы он их даже упоминал. Я и не думала, что он вообще замечал их, но теперь, глядя на распустившиеся бутоны, понимаю, что они все-таки что-то для него значили.
— Мама?
Повернув голову, смотрю на своего сына Хантера и заставляю себя улыбнуться, хотя ноющая боль и сожаление пронзают грудь.
— Прости, милый. Я отвлеклась. Хочешь распаковать вещи сегодня или подождать до завтра, малыш?
Оглядываясь через плечо, он смотрит на коробки и чемоданы, сложенные на заднем сиденье, затем переводит взгляд на меня. Мне ненавистна печаль в его глазах. Ненавистно, что причина его боли — я. Он уже скучает по отцу, не понимая в свои десять лет, почему мы больше не вместе, хотя с момента нашего расставания и развода минуло более двух лет.
— Завтра, — ворчит он, и я чувствую, как боль в груди усиливается.
Он ненавидит меня за то, что перевезла его через всю страну. Подальше от друзей, подальше от всего, что он знал. И я тоже немного ненавижу себя за то, что потерпела неудачу в сохранении своей семьи. Я лишь надеюсь, что этот шаг станет для нас новым началом.
— Завтра, — тихо соглашаюсь я, отстегивая ремень безопасности и открывая дверцу.
Хантер быстро обходит капот фургона, добирается до крыльца и застывает наверху лестницы, устремив взгляд поверх моего плеча. Под дождем, который пропитывает мою одежду, я останавливаюсь и оглядываюсь назад. Не могу поверить, как сильно изменился и разросся город. Когда я покидала эти места, с крыльца бабушкиного и дедушкиного дома открывался вид на широкие просторы. Теперь его загораживают дома, построенные бок о бок через дорогу.
— Здесь всегда идет дождь? — врывается в мои мысли голос Хантера, я поворачиваюсь к нему и медленно поднимаюсь по ступенькам, отмечая, что они прогнили в нескольких местах. Это мне скоро придется исправить.
— Не всегда, но это тропический лес, так что, в какой-то мере, да, — отвечаю я, поднимаясь на крытое крыльцо.
Брови Хантера сходятся над голубыми глазами, делая похожим на отца.
— Это тропический лес? — Он оглядывается вокруг.
— Конечно.
Мне так сильно хочется потянуться и провести пальцем по щеке сына, но держу руку прижатой к боку. Не знаю точно, когда это произошло, но некоторое время назад он перестал нуждаться в моей привязанности. Перестал быть моим маленьким мальчиком.
— Серьезно? — с любопытством спрашивает Хантер, широко раскрыв глаза. — На тропический лес не похоже.
И он прав; это место не похоже на то, каким всем представляется тропический лес.
— Не очень похоже, но все равно это он. — Я улыбаюсь, и его взгляд скользит по моему лицу, и его выражение теряет любопытство.
Хантер отворачивается и бормочет:
— Неважно.
Прикусив губу, достаю из переднего кармана джинс ключ, который адвокат прислал мне по почте, вставляю его в замочную скважину и поворачиваю. Дверь открывается с громким скрипом, и с пола вздымается пыль. Раздается громкий сигнал тревоги, от которого мы оба подпрыгиваем. Вбежав в дом, лихорадочно ищу панель сигнализации и, наконец, нахожу маленькую белую коробочку у двери на кухне. Открыв панель, смотрю на цифры.
— Какой код? — заткнув уши, Хантер пытается перекричать вой сирены.
— Не знаю, — кричу в ответ, нажимая всевозможные комбинации цифр, которые только приходят в голову, но ни одна из них не срабатывает.
— Код в документах в машине?
— Возможно, — кричу я.
Бегу к двери и вниз по лестнице к фургону. Распахнув заднюю дверцу, отпихиваю три коробки, прежде чем найти нужную. Разорвав пленку, просматриваю содержимое бумаг, присланных адвокатом, в поисках кода, но останавливаюсь и смотрю поверх капота фургона, когда сигнализация замолкает. — Какой был код? — спрашиваю я Хантера, когда он выходит на крыльцо.
— Не знаю. — Он пожимает плечами, оглядываясь через плечо на дом, будто ждет, что сейчас оттуда кто-то выйдет.
Я настораживаюсь.
— Сирена замолчала сама собой? — спрашиваю я, захлопывая дверцу фургона.
Хантер смотрит на меня, качает головой, затем начинает открывать рот, чтобы сказать, но его прерывает глубокий голос.
— Ее выключил я.
Мне требуется сделать вдох, прежде чем понять, кто только что вышел из дома моих бабушки и дедушки. За один вдох каждое мгновение, проведенное с мужчиной, стоящим передо мной, мелькает в моей голове. Две секунды, чтобы почувствовать, как мой мир остановился.