Инна Шаргородская
ЦВЕТОЧНЫЙ ГОРШОК ИЗ МОНТАЛЬВАТА
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
HIC RHODUS[1]
Глава 1
Что-то в этом кривоватом пространстве определенно было не так.
Взять хоть горизонт.
Он приближался – вопреки законам природы. Словно эта иллюзорная грань между землей и небом была и в самом деле стыком двух плоскостей – дна и стены гигантской черной коробки, искусно расписанной кем-то под ночной пейзаж, внутри которой скакали трое крошечных всадников.
И луна приближалась – росла на глазах, точно нарисованная…
Светила она, однако, как настоящая. И в голубоватом мареве ее, в конце дороги, упиравшейся в своенравный горизонт, то и дело взблескивало что-то, весьма похожее на круглый стеклянный купол.
Памятный капитану Хиббиту до ледяной иглы в сердце. До истерического шепотка в глубине сознания: «Куда тебя несет, идиот?!»
Да куда бы ни несло…
Мысль о Клементине, светлой деве, беззащитной, ослабленной долгим нездоровьем, оказавшейся вдруг в центре средоточия темных сил, была страшнее всех существующих страхов. Заглушала подлый шепоток и жгла огнем, растапливая ледяную иглу. Требовала немедленного действия, сродни броску на амбразуру, каковой, увы, поблизости, если не считать того самого таинственного взблескивания на горизонте, пока не наблюдалось.
И, чтобы хоть как-то отвлечься от этой мысли, годилось все – в том числе бессмысленное разглядывание окружающего пространства. Где ветер бил в лицо, но почему-то не нес с собою ни единого запаха – это в поле-то, среди трав! Где сами травы, стоявшие обочь дороги стеной, казались картонной декорацией, под стать рисованной луне и фальшивому горизонту…
Добраться до которого, хоть он и приближался, трем всадникам, конечно, не удалось.
Неистовая скачка их оборвалась внезапно. Правда, не сказать, что неожиданно – ведь человеческие силы имеют свой предел, а у Идали Хиббита после расторжения договора с демоном лишь они, скорее всего, и оставались. И явно были на исходе даже и без последнего его отчаянного рывка.
Он успел еще придержать коня, поэтому упал с него не на всем скаку – свалился мешком, когда разгоряченный жеребец вскинулся на дыбы. И, когда к нему подбежали торопливо спешившиеся спутники, Идали даже был в сознании. Только слова выговорить не мог.
Кароль выхватил из кармана заветную фляжку, почти силком заставил брата сделать несколько добрых глотков.
Раскель тем временем сотворил из ничего колдовской костер.
И при живом этом свете, разогнавшем безжизненную ночную мглу, Идали, чуть отдышавшись, уставился на аркана с удивлением, словно заметив его впервые.
– Что это? – спросил он сиплым, как бы сорванным голосом.
– Не что, а кто, – поправил Кароль. – Стажер.
– Что он здесь делает?
– Я же сказал – стажер. Мне помогает. Ты когда ел в последний раз? – поторопился сменить тему капитан.
– Не помню.
– Ясно. Про «спал» уж и не спрашиваю… Раскель!
– Сейчас, – отозвался тот, копаясь у себя в рюкзаке. – Есть тут у меня кое-что… – И протянул капитану на ладони несколько черных зернышек, похожих на фасоль.
– Семена рох?
Кароль взял их и поглядел на брата с сомнением.
Судя по лихорадочному блеску в глазах Идали, тот был на грани. То ли бредового состояния, то ли вовсе безумия.
– Боюсь, это не совсем то, что ему нужно, – пробормотал Кароль. – Вот супу бы горячего и…
– Что за семена? – перебил Идали.
– По сути – допинг. Помогут продержаться без еды и сна еще сутки…
– Давай! – потребовал Идали.
– … но потом ты свалишься замертво.
– Суток мне хватит.
– На что, позволь спросить?
Идали поморщился и повторил:
– Давай!
Кароль вздохнул, передал ему одно зернышко, вручил флягу с коньяком.
– Запей.
– Еще, – сказал Идали. – Все давай.
– Спятил? – позволил себе возмутиться Кароль. – А если суток не хватит? Я действие этого снадобья знаю – уснешь потом как убитый, и что я должен буду делать с твоим бесчувственным телом? Нет уж. Второе – позже, если понадобится. – Он решительно вернул оставшиеся семена аркану и, пресекая дальнейший спор, поинтересовался снова, более настойчиво: – Что ты собираешься успеть за эти сутки?
Идали, приподнявшись на локте, проглотил чудодейственное средство, запил коньяком.
– Я думал, объяснять не нужно, – сказал он устало. – Доберемся до Ферруса, я заново подпишу договор. Он отпустит Клементину. Ты переправишь ее в Квейтакку, к родным. Там она будет в безопасности. Навсегда.
1
Начало лат. поговорки «Hic Rhodus, hic salta» – «Здесь Родос, здесь и прыгай», т. е. не хвались своими достижениями в каком-то другом месте, а покажи себя здесь и сейчас.