И Катти чувствовала, что она уже, пожалуй, не прочь.
Не столкнувшись ни с одним еще страшным зверем, почти готова идти обратно.
В конце концов, она всего лишь женщина – маленькая, слабая и… вполне смертная. У которой нет не только магических способностей, но даже обычного ружья. Любому чудищу с клыками достаточно лишь встать у нее на дороге – и что она сделает?
И чем и кому поможет, даже если убежит от всех чудищ?
Смешно. А ведь Кароль предупреждал… и почему они не прислушались?
Ах да… она-то поняла его, и сама идти сюда не хотела. Только ради Пиви отправилась, потому что та была готова на все… А теперь, интересно? По-прежнему готова или тоже успела страху натерпеться и передумала?
Что ж… как бы там ни было, а сперва им, конечно, нужно встретиться. Всем троим. Поговорить. И если Пиви с Юргенсом решат вернуться обратно, то она – с ними. Разумеется. Ведь это так понятно – куда простым смертным тягаться с демоном? Или хотя бы с его нечеловеческими подручными? Как ни упорствуй, но им даже добраться до него не дадут. И Пиви с Юргенсом уже наверняка это поняли. Как и она.
«Взвод мышей» – вспомнились Катти слова Кароля. И она горько усмехнулась про себя. Вот уж точно. Мышей, у которых пока еще есть шанс остаться в живых. Мертвым все равно, были они львами, лисами или…
Вдруг она сообразила, что госпожа Никкола что-то давно молчит. Встрепенулась, взглянула на нее.
Красавица-хозяйка с довольным видом щурилась на огонь в камине. И улыбалась загадочной, непостижимой улыбкой – ни женщины, ни мужчины.
Мысли Катти разом пришли в смятение. Что-то не так…
И тут в двери постучали.
– Да-да? – рассеянно откликнулась госпожа Никкола.
В комнату заглянула взволнованная горничная.
– Нашли, ваше сиятельство! Обоих! Ведут!..
Глава 5
Падал он долго. Так долго, что успел многое.
Попрощаться с солнцем, с белым светом, с отцом.
Покаяться перед последним во всех грехах, в том числе и в неразумном желании своем свернуть с предначертанного от рожденья пути, нарушить верность родному табору…
Попрощаться и с самой жизнью.
Вспомнить после этого, что он – маг, пустить в ход чары в надежде на спасение.
Получить, едва замедлив свое падение, по голове неведомым предметом – ибо в грохочущей тьме валилось вместе с ним куда-то, как оказалось, еще много чего. От фрагментов каменных стен и деревьев, вырванных с корнем, до обломков… стульев, столов и прочей, невесть откуда взявшейся мебели.
Тьму развеять больше чем на расстояние вытянутой руки вокруг себя ему не удалось. Как и перенестись отсюда хотя бы обратно в мертвый город, не говоря уже о других, более безопасных местах. Чертова дыра, в которую он падал, не выпускала, затягивала. И все, что Раскель смог, – это укрыться плотным защитным коконом, способным уберечь от смертельного удара извне.
Приободрился немного.
И… затосковал.
Едва лишь думать стало не о чем и делать нечего, кроме как продолжать падать в неведомую бездну, сердце вспомнило волшебную деву.
Сиянье красоты ее затмило тьму, и грохот стих, когда в ушах вдруг зазвучал ее голос… Прекрасное виденье это согрело Раскеля на миг, но сразу же и отозвалось в душе такой болью, что, кажется, впервые в жизни он готов был заплакать.
Никогда ему не быть рядом с этой девушкой, не обнять ее, не назвать своею. И даже, может быть, никогда не увидеть больше…
Раскель начал было прощаться еще и с ней. Но вспомнил вдруг, где Клементина находится теперь, и тоска его мгновенно сменилась лютой злобой.
Порвал бы голыми руками всех демонов, решись те выйти на честный бой! Да только вот дождешься от них, как же…
Без хитрости тут не обойтись. Думать надо. Всю цыганскую науку на помощь звать.
От которой, правда, в данный момент никакого проку нет. Ладно, ладно, вот упадет он – куда там чертом уготовано – да осмотрится…
Хорошо бы еще чутье не подвело! Как там, в доме у Идали… и почему он выглянул из кабинета так поздно? Секундой раньше бы – и от твари, что утащила Клементину, уж точно остались бы одни клочья!..
Раскель в бессильной ярости скрежетнул зубами.
И упал наконец.
Ощущение было такое, словно рухнул в гигантскую перину. Выбив из нее при этом облако едкой пыли, которой тут же и вдохнул всей грудью и глотнул полным ртом.
Что-то мягкое, податливое, душное вобрало его в себя, обволокло с головы до ног, потом слегка спружинило, выталкивая обратно, но Раскель уже ничего не соображал – корчился на этом мягком, задыхаясь и кашляя. До рвоты и судорог…