– Госпожа, – негромко произнес я и подошел к кровати, опустившись на нее. – Вы слышите меня?
Аира лишь перевела на меня взгляд безжизненных глаз, а увидев, кто к ней пожаловал, встрепенулась, хотела что-то сказать, но я уже приступил к работе: обхватил пальцами ее запястье, впустив чувства женщины в себя. Наверное, она считала, что грустить по мужу – это нормально и таким образом она чтит его память. Может быть, она вскоре сама бы умерла от тоски по нему, но Чувства решили по-другому: ей еще жить дальше, и, возможно даже, через какое-то время она получит второй шанс снова стать счастливой. Не знаю. Знаю только, что мне надо забрать у Аиры то, что мешало ей отпустить мужа, и в меня хлынули вся ее боль, печаль и отчаяние, одиночество. Стиснув зубы, я терпел, ощущая, как горячо пульсирует татуировка, впитывая чужие переживания, а зрачки Аиры расширялись все больше, и рот приоткрылся. Она замерла, как беспомощный зверек, во взгляде мелькнула растерянность, а рука под моими пальцами дрогнула. Ее губы шевельнулись, и мне показалось, Аира хотела сказать «не надо». Наверное, она боялась жить дальше сама, одна, поэтому и спряталась в своем горе, как в коконе; но ей придется выйти за порог дома и осознать, что жизнь не закончилась, что люди умирают, так уж положено Мирозданием, и мы все теряем близких, рано или поздно. Я забрал лишь то, что мешало, оставив Аире только светлую печать по ушедшему, и она вскоре сама поймет, что муж бы порадовался, видя ее счастливой, а не убитой горем. Чувства следили за тем, чтобы в людях оставалось равновесие и лишние переживания не нарушали внутренней гармонии, не мешали им жить и не толкали на безумные, а зачастую и страшные поступки. Ведь и от неразделенной любви можно сойти с ума и совершить непоправимое…
Все закончилось внезапно, поток оборвался, и я убрал руку. Мир вокруг словно подернулся серой дымкой, окружающее дрожало и плыло перед глазами, а во рту стояла горечь. Чужие чувства давили изнутри, требовали выхода, и мне следовало поторопиться во дворец. Много же скопилось в этой Аире; недаром сейчас она выглядела лет на пять моложе, чем когда я зашел в спальню.
– Вам следует привести себя в порядок и поесть, госпожа, – с трудом выговорил я и поднялся, стараясь не шататься.
– Да, конечно… – растерянно отозвалась Аира шепотом и приподнялась на кровати.
Я развернулся и направился к выходу, делая ровные, глубокие вдохи. В голове немного прояснилось, и сил должно хватить, чтобы добраться до дворца и Рахины. Сам с таким количеством печали и горя точно не справлюсь. Выйдя из спальни, я посмотрел на Валлину.
– Она пришла в себя, – ровно произнес я, скрывая, в каком состоянии нахожусь сам.
Незачем простым людям знать, чего стоит Карателям забирать чужие чувства. И хорошо, это оказалась печаль, а не что похуже. После ревности или ненависти корежит раза в два сильнее, даже если заберешь не так много, как сейчас. К счастью, контролировать себя нас учат еще со школы, это входит в обязательную программу обучения будущих Карателей.
Экономка юркнула в спальню, до меня смутно донесся ее взволнованный голос. Мысленно пожелав Аире удачи в новой жизни, я поспешил спуститься и выйти из дома, который теперь не казался тенью самого себя. Сев на вирессу, я рысью направился во дворец, крепко сжимая поводья, стискивая зубы и глядя только вперед. В нынешнем состоянии я замечал только неприглядную сторону жизни Феира: нищих, калек, ругающихся мужа и жену, плачущего ребенка… Все подернулось серой дымкой, избавиться от которой можно только одним способом: Рахина.
Путь до дворца я запомнил смутно, признаться, и как шел до женской половины в своих покоях – тоже в сознании не отложилось. Лишь где-то на границе мелькнула мысль, что не увидела бы меня в таком состоянии Финира, но почему я этого не хотел, объяснить не сумел. Она все равно не может чувствовать, так какая ей разница, что со мной происходит? И, собственно, мне какое дело, что она обо мне подумает, если подумает вообще? В таких вот сумбурных размышлениях и растрепанном состоянии я ввалился в комнаты Рахины.