— Всё, про бал больше ничего не пишут, — Фелисити помолчала, переключившись на раздел светских объявлений. — Вот тут очень интересно. Эта симпатичная чайная неподалеку от Бонд-стрит теперь будет работать до двух часов ночи, чтобы привлекать клиентуру из числа сверхъестественной публики. Не успеешь оглянуться, как они включат в меню сырое мясо и кровь в бокалах. Как ты считаешь, мама, стоит ли нам по-прежнему так часто туда ходить?
Миссис Лунтвилл снова оторвалась от своего ячменно-лимонного отвара:
— Не понимаю, какой в этом вред, моя дорогая.
Сквайр Лунтвилл проглотил кусок тоста и добавил, обращаясь к жене:
— В числе моих лучших инвесторов есть те, кто принадлежит к этой ночной публике, моя жемчужина. А среди кавалеров для наших дочерей, которых ты постоянно выслеживаешь, попадаются и похуже.
— Право, папочка, — пожурила его Ивлин, — тебя послушать, так выходит, что мама как оборотень какой-то во время вспышки ярости.
Миссис Лунтвилл с подозрением посмотрела на мужа:
— Ты ведь не зачастил в последнее время в «Кларет» или «Сангрию», не правда ли? — это прозвучало так, будто она опасается, что Лондон внезапно наводнили оборотни, призраки и вампиры, и ее муж братается с этой публикой без разбора.
Сквайр постарался поскорее закрыть тему:
— Конечно, нет, моя жемчужина, только в «Будлз». Ты же знаешь, что всем этим клубам для сверхъестественных я предпочитаю свой собственный.
— Кстати, о клубах для джентльменов, — перебила его Фелисити, все еще погруженная в чтение газеты, — в Мейфэре на прошлой неделе открыли еще один. Для интеллектуалов, философов, ученых и тому подобных — ни много ни мало. И назвали его «Гипокрас». Какая нелепость! Зачем этим господам вдруг понадобился клуб? Разве им недостаточно общедоступных музеев? — Фелисити нахмурилась, глядя на адрес. — Однако место до ужаса модное, — и, передавая газету матери, спросила: — Разве это не по соседству с городским домом герцога Снодгроува?
Миссис Лунтвилл кивнула:
— Именно так, дорогая. Впрочем, множество ученых, которые станут приходить и уходить в любое время дня и ночи, наверняка ухудшит репутацию этого района. Думаю, из-за вчерашнего происшествия на балу герцогиня в ужасном состоянии. Я собиралась послать открытку с благодарностью за праздник, но теперь думаю, что лучше будет нанести ей визит. Как заботливая подруга, я должна убедиться, что с ней все в порядке.
— Как это для нее ужасно, — сказала Алексия, до крайности раздосадованная семейным разговором. — Прямо по соседству — и вдруг люди, которые в буквальном смысле думают своими мозгами. Это же просто оскорбительно.
— Я пойду с тобой, мама, — сказала Ивлин.
Миссис Лунтвилл улыбнулась младшей дочери, не обратив никакого внимания на старшую.
Фелисити стала читать дальше:
— «Этой весной в Париже в моду вошли широкие пояса контрастных цветов». Какая жалость! На тебе, Ивлин, конечно, такое будет смотреться мило, но с моей фигурой…
Увы, невзирая на нашествие ученых, возможность позлорадствовать по поводу случившихся у подруги неприятностей и неотвратимой угрозы контрастных поясов, маменьку Алексии все не оставляли мысли о мертвеце на балу у Снодгроувов.
— Вчера вечером, Алексия, ты на какое-то время исчезла из виду. Ты ведь не стала бы скрывать от нас ничего важного, правда же, милая?
Алексия адресовала ей подчеркнуто вежливый взгляд.
— У меня произошла небольшая стычка с лордом Макконом, — сказала она, а про себя подумала: «Всегда пускай их по ложному следу».
Это замечание привлекло внимание всей семьи, включая отчима. Сквайр Лунтвилл обычно не утруждал себя долгими беседами. В обществе жены и дочерей ему редко удавалось вставить хоть слово, поэтому он предпочитал, чтобы разговор за завтраком тек, как вода сквозь чайную заварку, и слушал домочадцев лишь вполуха. Но он был не лишен здравого смысла и соблюдал приличия, поэтому заявление Алексии заставило его насторожиться. Пусть граф Вулси был оборотнем, однако он обладал значительным богатством и влиянием.