От внутреннего созерцания меня оторвала вспышка жуткой боли в груди. Это враг взялся за свободный конец крюка и дёрнул его, разворачивая меня к себе лицом.
— Ты ещё не понял кто я?
В этот раз его голос звучал намного спокойнее. Наверное, вид испытываемых мной мук доставил уроду определённое удовольствие и слегка успокоил. Ох, чую, что дальше будет только хуже.
— Папаша тугодумного Райша, который с чего-то решил, что он первый парень на деревне и может всех оскорблять и унижать, — с рудом ответил я. Каждое слово отдавалось резью под рёбрами. — В итоге нарвался на того, кто укоротил его на голову. Неприятно, да? И ведь в этом виновен не он, и даже не я, а ты. Ты и твоё воспитание, из-за которого Райш считал, что ему должен весь мир и что этот мир крутится вокруг него…
Мою речь прервал очередной удар в лицо. Был он настолько силён, что я почувствовал, как треснула нижняя челюсть, а сознание стремительно уносится в темноту забвения.
— Керч!
Вновь по телу прошла освежающая волна, вернувшая меня в жестокий реальный мир.
— Ты у меня сдохнешь самым последним. И перед смертью успеешь насмотреться на свою приёмную мать-шлюху и её сынка, — сообщил мне Круишер. — Они будут висеть и корчиться на крюке точно так же, как и ты. Я уничтожу твой клан и заставлю Инвару сто раз пожалеть, что она ввязалась в это. Но даже если эта сука не виновата в смерти моего Райша, то пусть жалеет, что взяла тебя отброса в свою семью…
Распинающегося мужчину прервало деликатное покашливание откуда-то из-за моей спины. Кажется, перед этим я слышал какой-то скрип, что ли, вроде от дверных петель.
— Что? — резко спросил отец Райша.
— Господин, прибыли главы кланов Лерт, Сакараш и родов Маххан, Дубри и Инавон, — услышал я голос, принадлежащий немолодому мужчине.
— Как не вовремя, — отчётливо скрипнул зубами Круишер. — Ладно, идём. Ркон, приглядывай за ублюдком. Взбодри его слегка, но в меру.
— Сделаю, господин, — ответил палач.
Спустя полминуты в пыточной остались только я и он. Молча и спокойно Ркон отошёл к стене, которую я не видел из-за своего положения, и там загремел железом. Через минуту вернулся ко мне и крепко схватил за запястья. Я дёрнулся и тут же задохнулся от пронизывающей боли в груди. Крюк под ребром — это далеко не дыба. На той попроще будет.
К указательному пальцу прикоснулся холодный металл и стал медленно сдавливать первую фалангу. Секунд через десять боль перешла в стадию, когда терпеть невозможно и вырвалась криком с моих губ:
— Тва-арь, а-а-а! Убью!
— Это вряд ли, — спокойно и даже равнодушно ответил палач.
Он один за другим раздробил фаланги на пальцах левой руки. А потом взялся отрезать измочаленные кусочки плоти. Каждый аккуратно клал перед мной на медный круглый лист, который установил на высокий табурет с большой дырой в центре сиденья. Тоже, небось, какая-нибудь пыточная машина.
Несколько раз я находил в себе силы оказывать хоть какое-то сопротивление. Практически всегда — это просто подёргаться, потрепыхаться на крюке, пока перед глазами не представала кровавая пелена и тело не отказывало от боли и удушья.
— Дёргайся, если тебе так хочется. Все дёргаются и не верят, что им пришёл конец, — неожиданно подал голос палач. Он закончил с пальцами на одной руке и сейчас встал передо мной за блюдом с тем, что было недавно моими пальцами. — И чем выше ступень, тем больше жажды жизни и меньше веры в то, что их часы сочтены. Ты, пожалуй, протянешь здесь дольше всех. Увы, радоваться этому совсем не стоит. Господин приготовил для тебя особенную программу, которой удостаивает только самых злейших врагов. Ради тебя он не пожалел редчайший амулет. Ты в курсе, что он с твоей родины? Его создали в Гарафе. Говорят, что к нему приложил руку сам король. Но я не верю, слабоват он для короля-артефактора.
— Я не гарафец, урод, — с трудом вытолкнул слова я из себя.
— Да мне всё равно, — равнодушно пожал он плечами. — Не всегда слухи правдивы. Что же до амулета, то хоть он и не королевской работы, но всё равно неплох. Блокирует все навыки и опустошает сосредоточия с энергией, вытягивает жизненную силу. Ты сейчас слабее десятилетнего ребёнка. При этом само тело сохраняет крепость Возвышенного…