Примерно минут через десять над постаментом появился полотняный навес, вокруг выстроились арбалетчики, а постепенно собирающуюся толпу (сарафанное радио, оно такое) отодвинули от центра площади ещё на десяток шагов. Затем кому-то из местных магов пришла в голову умная мысль, и они, взявшись за руки, организовали ещё и магическую защиту — видимую даже в обычном зрении полупрозрачную плёнку, окружившую «алтарь» с камнем.
— Суток трое продержится, — негромко оценил их работу Аршаф.
— Согласен, — поддержал товарища Тур.
Нашу пятёрку, ясное дело, оттеснить от камня Баа́т не пытались. Скорее, наоборот. Поставили под навесом несколько стульев и лавок (видимо, из ближайшей корчмы утащили), приволокли стол, напитки, кое-какую снедь. Типа, не сидеть же дорогим гостям просто так, без угощений и подношений.
Развивший бурную деятельность Балий подбегал ко мне каждые две минуты — чтобы проконсультироваться и получить посильную помощь. Я ему не отказывал: когда помогал сам, а когда отправлял к «узким специалистам» — к тому же Туру с Аршафом, или же к Лике и Рей.
За час с небольшим пространство около навеса и чаши более-менее обустроилось. Появился настоящий забор, пусть временный, но по виду достаточно прочный. Развернулась система охраны и доступа. Укрепилась магическая защита. Но, самое главное, Балий наконец-то дошёл своим разумом до того, на что я, вообще говоря, и рассчитывал, когда «подарил» Пустограду новый источник гордости и благополучия.
— Я так понимаю, мессир, обратной дороги у нас уже нет? — спросил он вполне осмысленно, подойдя в очередной раз к столу.
— Садись, — кивнул я на лавку напротив. — А теперь объясняй.
— Видите ли, мессир... — начал неуверенно Балий, — никто из магического городского совета не сможет отказаться от такого подарка. Это... для нас это сейчас то же самое, что отказаться от воды и питья. Но мы — это часть проблемы. Два наших мага разума уже провели выборочный опрос горожан и подавляющее большинство за то, чтобы камень Баат остался у нас. А девять из десяти даже готовы отстаивать это право с оружием в руках. С точки зрения имперских законов, эти настроения опасны... очень опасны. Как и сама ситуация...
Он взглянул на меня, вздохнул и развёл руками.
— А вы? Лично вы, мастер, к чему склоняетесь? — посмотрел я в упор на главного городского мага.
— Я?
— Да. Вы. Глава магического совета города Пустограда, мастер животных пятого... да-да, теперь уже пятого уровня.
Маг дёрнул щекой.
— Я полагаю, мессир, вы всё уже понимаете. Согласно имперскому магическому уложению, священных храмов Баат и городов, где они расположены, может быть только пять, ни больше, ни меньше. Не думаю, что какой-то из нынешних согласится уступить своё место в пятёрке нашему Пустограду. Поэтому, как только о нашем камне станет известно, Конклав потребует передать его в один из пяти городов. Но мы, мессир... — на этом месте он скрипнул зубами и сжал кулаки. — Мы откажемся отдавать. И тогда его попытаются отнять у нас силой. Вот.
— Верно. Попробуют. И что вы будете делать?
— Сражаться! — решительно выдохнул Балий. — Потому что после того, что я испытал, коснувшись этой святыни... что чувствуют сейчас практически все в этом городе, потерять этот камень станет для нас хуже смерти. Сила Баа́т велика. Ей невозможно противиться. Всего только час, а он уже стал... нет, даже не символом, а сердцем нашего города. Куда там Пустой горе, на которую мы смотрели всего лишь как на источник доходов. А камень... за него мы и вправду готовы сражаться и умирать. Наверное, вы именно этого и хотели, когда поместили его прямо здесь, на площади испытаний.
В его последних словах я уловил невольную горечь, поэтому не преминул тут же поинтересоваться:
— Жалеешь?
— Нисколько, — мотнул головой мастер животных.
— Боишься?
— Боюсь, — вздохнул собеседник.
Я вновь посмотрел на него испытующе, затем попросил:
— Мне нужно перо, чернильницу и пергаментный лист...
Через минуту всё это появилось передо мной на столешнице.
Я развернул пергамент, обмакнул в чернила перо и, высунув, как первоклассник, язык, начал выводить на бумаге заученные в своё время китайские иероглифы.
Ну а чего? Могу я, в конце концов, пошутить или не могу?
Когда сеанс каллиграфии завершился, на пергаменте красовались три тщательно выписанные закорючки.
— Знаете, что это? — взглянул я на Балия.
Тот покачал головой:
— Нет, мессир.
Я мысленно ухмыльнулся.