Про маму – это я зря. Слышу на том конце тяжелый, глубокий вдох. Пауза затягивается. И в моей голове уже несутся мысли о том, как я сейчас буду оправдываться перед Артёмом и мы никуда не пойдем.
— Хорошо, поезжайте. Ненадолго. Иван будет вас сопровождать. За покупки тоже расплатится он, — четко выдает мужчина и сбрасывает звонок.
Выдыхаю, словно совершила подвиг.
— Одеваемся, — радостно сообщаю Артему. Пацан хватает свои вещи и несется в прихожую, а я – за ним, почти вприпрыжку.
Папа разрешил нам погулять. Никогда не думала, что в свои двадцать три года буду этому рада.
Глава 4
Роберт
Четыреста семнадцатый день без тебя...
Не понимаю, откуда я знаю точную дату. Никогда намеренно не вел подсчёт. Просто знаю, и всё. Во мне тикают часы, которые всё дальше и дальше отдаляют меня от супруги.
Как тебе там без меня? Уверен, что хорошо. Ты обрела покой и умиротворение, а меня оставила жить в этом аду с вечной ноющей невыносимой болью. Это тоже похоже на хроническое заболевание. Жить можно, даже долго, возможно, но с постоянной монотонной болью в груди. Иногда хочется наживую вырезать у себя тот орган, который болит. Но я с каким-то мазохистским удовольствием каждый раз давлю внутри себя на этот нарыв, чтобы стало еще больнее.
Рабочий день, полдень, на стене моего кабинета тикают механические часы. Слежу за секундной стрелкой, покручивая кольцо на безымянном пальце.
Ты на меня его надела когда-то давно со словом «бесконечно». Я существую, а ты – нет.
Почему ты не сдержала своё слово?
В чем, мать твою, выражается эта бесконечность?!
В моей вечной боли? Я в ней уже захлебнулся.
Можно, конечно, всё решить быстро и красиво. Берёшь ствол, вжимаешь дуло в висок. Зажмуриваешься, нажимаешь на спусковой крючок...
И всё.
Эта реальность выключается.
Только вот не уверен, что встречусь с тобой. Я вообще больше не верю в высшие силы и жизнь после смерти, в какой бы ипостаси она ни протекала.
Бога нет. Там, наверху, только чёрная дыра. А если бы кто-то в самом деле существовал там, он бы не забрал ее у меня и не оставил ребенка сиротой.
Мой сын сирота при живом отце. Потому что я тоже труп. Инвалид, лишённый чувств, любви, сострадания и эмоций. Во мне всё атрофировалось. Меня тоже нет. Звучит ужасно. Сам от этого понимания в шоке, но я не могу ничего дать нашему ребёнку. Ничего стоящего, что должен дать родитель.
Я просто не могу.
Не могу с ним общаться, не могу порой смотреть на него... Потому что именно он забрал у меня Лену.
Если бы его не существовало, то она бы жила.
Понимаю, что звучит ужасно. И за это мне тоже хочется пустить себе пулю в лоб.
Никак не могу переломить себя и разделить эти чувства. Она пожертвовала собой ради сына, тем самым убив меня.
У него ее волосы, ее черты лица, ее ямочки на щеках и ее запах. Смотрю на Артема, и меня трясет.
Я бездушный урод.
В первый месяц после смерти Елены я не мог вообще смотреть на сына и находиться с ним в одном помещении. Меня ломало и корёжило.
И до сих пор корежит от этой деформации. Мне, определённо, нужен психолог. Вот только никому не позволено вскрывать мое гнилое нутро и ковыряться там.
Нет, я немало даю своему сыну. Заботу, уют, финансовые вложения, обеспечение. Всё самое лучшее. На этом точка…
Самого главного дать не могу. В день смерти его матери умер и отец. Остался бездушный опекун.
Хочется биться головой о стены, что, в принципе, я в последнее время и делал, пытаясь выбить из себя чёртово отрицание ребёнка. Не вышло. Это где-то глубоко под черепной коробкой. Вскройте мои деформированные мозги и выньте это из меня…
На моем рабочем столе три больших монитора. Два из них, рабочих, –для наблюдения за подчиненными. Третий – личный. Сюда выведены все камеры из дома. Из моего дома. Я его строил. Каждый уголок в этом доме создавался совместно с Леной. Каждая деталь – от занавесок до цвета полотенец – выбраны ей. И находиться тут мне тоже тяжело. Но нельзя вот так просто запереть здесь ребёнка, а самому уйти. И я живу в том месте, каждый день глотая свою порцию боли, которая приносит мне ненормальное удовольствие.
В каждой комнате этого дома стоит камера. В каждой! Даже в ванной.
Насколько хреновым отцом я бы ни был, но вот так взять и оставить своего ребенка с чужой женщиной не могу. Раньше наблюдал за сыном больше фоном. Сейчас же, с появлением новой няни, ловлю себя на мысли, что постоянно смотрю в этот чёртов монитор.
Мне не наплевать на сына в общем. Я дам ему всё, и меня волнует его будущее. Только того самого тепла и семьи дать не могу. Я прекрасно понимаю, что мы травмируем ребёнка и делаем из него такого же бездушного инвалида. Психолог этого не исправит.