– И за сколько? – спросил я и повернулся к стене, чтобы прикрыть от любопытных взглядов, как забиваю косяк.
Это все действовало мне на нервы. Даже то, что Трент вскоре станет отцом, выбивало меня из колеи. Я сделал мысленную пометку удостовериться, что Служба по делам опеки станет каждый месяц проверять ребенка. А то с такими родителями может произойти всякое. Я положил табак вперемешку с дурью на папиросную бумагу и равномерно распределил смесь подушечками пальцев.
– Семь с половиной миллионов плюс извинения. – Дин дернул плечом.
– Восемь и без извинений, – предложил я.
– Восемь с извинениями и только потому, что ты, придурок, не потрудился сделать все правильно сразу.
– Семь с половиной с извинениями, – рассмеявшись, согласился я. – Хочешь, чтобы я встал на колени?
– Только если ты будешь сосать член так же хорошо, как твоя подружка. – Дин поиграл бровями, но я тут же ударил его по руке.
Сильно.
– Черт побери! – застонав, воскликнул он.
– Я все слышала, – сказала Эмилия, сидящая на стуле неподалеку от нас. Один ее голос уже успокаивал меня. – Он лжет. К тому же у меня теперь другой статус. – Она пошевелила пальцами, демонстрируя помолвочное кольцо.
Огромный, чертовски огромный бриллиант. Розовый – для моего Цветка, конечно же.
– Я знаю, что он лжет, детка. Пойдешь со мной на крышу? – спросил я.
Она кивнула и поднялась на ноги, оставляя свой блокнот с рисунками на стуле. Когда двери лифта закрылись, я засунул сигарету в карман и, прижав ее к одной из стен, обрушился на ее губы. Она застонала в ответ, а вскоре ее руки уже зарывались в мои волосы, а мои плотно обхватывали ее талию. Мы стали двумя телами, слившимися в одно, несмотря на одежду.
– Чего ты хочешь? – спросила она.
И мне пришлось что-то быстро придумывать в ответ. За последнюю пару месяцев этот вопрос стал нашей маленькой шуткой.
Спроси меня… чего я хочу?
– Я хочу, чтобы она была черной, – спустя пару мгновений выпалил я.
– Что должно быть черным? – тяжело дыша, переспросила она.
Я засунул руку в ее джинсы и потер клитор через трусики. В тот момент меня даже не заботило, есть ли в лифте камеры.
– Твоя галерея на Венис-Бич, – ответил я.
Она перестала целовать меня. Перестала цепляться за мои волосы. Резко вскинула голову и с подозрением уставилась на меня.
– Нет, – выдохнула она.
– Да. Я никогда не понимал, почему галереи всегда такие супербелые, понимаешь?
– Вик… – Ее губы дрожали, а глаза блестели от слез.
Слез счастья. Потому что сейчас я делал ее счастливой. Все чертово время, что мы вместе.
– Я люблю тебя так сильно, что иногда мне кажется, что это нереально, – призналась она.
Я прекрасно понимал, что она чувствовала.
– Нет, реально. И это принадлежит нам.
Следующие несколько минут я курил, а она танцевала на крыше, время от времени улыбаясь мне. Я наблюдал за ней с ухмылкой на лице. Жизнь прекрасна. А вскоре станет еще лучше. Когда эта женщина станет только моей.
И это ощущалось так правильно. Не было на свете ни отца, ни Дэрила, а Джо жила в однокомнатной квартире на окраине Сан-Диего и работала официанткой в две смены. Она так и не уехала на Гавайи. Но иногда все еще пыталась связаться со мной, чтобы выпросить немного денег. Но я никогда не отвечал ей.
Мы провели на крыше не больше десяти минут, а затем спустились в родильный зал, где все ждали, пока стриптизерша Трента родит, но в коридоре никого не оказалось. Никого из наших.
– Ты уверен, что мы спустились на нужный этаж? – Эмилия растерянно оглядывалась по сторонам.
Место выглядело похоже. Но с другой стороны, все коридоры больниц выглядели аналогично.
Мы заметили ее блокнот для рисования в конце коридора за пару секунд до того, как пухленькая медсестра выскочила из палаты, что-то читая в карте пациента.
– Вы друзья Васкес и Рексрота?
Мы дружно кивнули.
– Поздравляю. Родилась здоровая малышка. Пойдемте за мной.
Мы практически бежали за ней. Но вскоре медсестра уже стучала в одну из палат.
– Войдите, – донесся из-за двери голос Трента.
И она впустила нас внутрь.
Эмилия вошла первой, но я следовал за ней по пятам, держа ее за руку. Трент выглядел довольным. Счастливым. Черт побери, да он светился как лампочка, пока держал в руках крошечную малышку, завернутую в белую пеленку и с бело-розово-голубой шапочкой на голове. Она выглядела такой умиротворенной и милой. Валенсиана лежала на постели и разговаривала по-португальски со своей матерью, сидевшей рядом.