— В каком смысле?
— В смысле немного сатириазист.
Но видя, что я все равно не могу понять о чем она, Фёрт многозначительно улыбнулась.
— У женщин это называется нимфоманией.
— Оу… теперь поняла.
— Ну вот. Наша связь не имела каких-то романтических порывов или способом выражения чувств, или мимолетней слабостью. Все было вполне осознанно и никто из нас не ждал каких-то важных последствий. Никакой ответственности, никаких обязанностей. И когда я предложила ему поехать со мной в Европу. Я рассчитывала на простую компанию, которая бы забавляла меня на время моих странствий. Но Рейн знал, что жизнь со мной, значит жизнь среди толпы, а он ненавидел толпу, поэтому вернулся обратно домой. Мелори потом еще долго названивала, спрашивала, что я такое сделала с Рейном, что он вдруг начал говорить больше десяти слов в день, — засмеялась Фёрт. — Ну а мы с ним потом встречались лишь тогда, когда я приезжала в штаты по делам, или заглядывала к Мелори на праздники.
Она замолчала и начала упаковывать вещи в рюкзак, кинув перед этим мне полотенце.
Я долго думала над её словами, тщательно стирая остатки силикона с рук, после чего тихо спросила:
— Ты что-то к нему чувствуешь?
Девушка глянула на меня через плечо и слабо улыбнулась, покачав головой.
— Нет. Хотела бы, ведь, будь я упорней, могла бы избавить его от потребности быть одному. Но я отношусь к нему как к младшему брату, несмотря на некоторые ньюансы. И я бы не смогла дать ему той верности и покорности, которых требуют отношения, как и он не смог бы дать это мне. Понимаешь?
— А ведь ты ему нравишься, — грустно заметила я.
— Не настолько, чтобы он перешагнул свое упрямство. Он слишком молод и слишком сильно связан со своим потерянным прошлым. Телом он здесь, а душой плутает в своих воспоминаниях. И я не могу дать ему больше, чем простое сочувствие.
Я не знала, что сказать на это, и просто промолчала.
Закрыв упакованный рюкзак, Фёрт накинула на плечи свою куртку и подошла к покинутому свертку бумаги. Она раскрыла его на полу и знаком руки велела мне склониться рядом.
То, что было нарисовано на бумаге, я узнала — видела это, когда мы были у Стюарда. Наверное, это те же самые чертежи. Только на самом деле оказалось, что это были не чертежи какого-то механизма, как я ошибочно подумала; это были чертежи оружия. И в данный момент я смотрела на подробный рисунок когтистых перчаток, которые были похожи на те, что недавно мне приходилось надевать, но более усовершенствованные. Эти перчатки имели два лезвия по бокам кисти, более длинные когти с зазубринами на концах, ряд крючковатых шипов на тыльной стороне руки, где размещались костяшки пальцев, и несколько зазубрин вдоль фалангов пальцев. Каждая важная деталь перчатки была подробно прорисована в увеличенном варианте, а само оружие, как я убедилась, оказалось нарисовано в натуральную величину.
— Перчатки Беатрисс? — спросила я, почувствовав неприятный дискомфорт от смертоносного вида этого оружия, и девушка утвердительно кивнула.
— Именно. И смертельнее, чем вид этого оружия, есть лишь раны, наносимые им. Настоящее кровавое месиво.
— Слишком много шипов. Я бы хотела что-то более простое.
— Простое, но действенное.
— Именно.
— Поняла. — Она несколько секунд задумчиво смотрела на рисунок оружия. — В основе перчаток Беатрисс было заложено метеоритное железо; лезвия имеют алмазные напыления, от чего являются острее, чем бритвы. Я сделаю все то же самое, но основное внимание буду уделять крепкости всеобщей конструкции, так как тебе нужно будет лишь защищаться, и только в некоторых случаях атаковать. Но специфика когтей такая, что они просто не предназначены для защитного боя, поэтому нужно будет усовершенствовать некоторые детали, прикрепить щитки, которые будут в состоянии выдержать силу удара. Главное, пока я буду ковать новые перчатки, потренируйся с теми, что имеются в оружейной. Научись уворачиваться от ударов, и лишь в крайних случаях блокируй их, иначе рискуешь лишиться руки.