Внезапно Данте резко повернул голову к двери. Нахмурившись, он прошептал:
— Я слишком поздно заметил.
Мы втроем удивленно на него взглянули, после чего перевели взгляд туда, куда он смотрел. Распахнутая дверь, как мы ее и оставили; коридор пуст. Но приблизительно через три секунды в дверном проеме показался сам Рейн, вошел, сунув руки в карманы, и прислонился спиной к стене возле двери. Вид у него при этом был совершенно спокойный, даже слишком.
— Оказывается, вы считаете меня тем еще психом, — произнес он без эмоций.
Мелори виновато опустила глаза, я и Крис удивленно глядели на парня, а Данте все еще сохранял серьезное и настороженное выражение лица.
— Сколько ты слышал? — спросил он.
Рейн наигранно безразлично пожал плечами.
— Достаточно, чтобы понять, что ваш агнец тусуется в моем приюте, и вы хотите туда наведаться, но я не должен этого знать, ибо: «Рейн конченый псих и может всех поубивать, чтобы отомстить за свою дурацкую жизнь, и бла-бла-бла, и всякое такое...».
— Мы не говорили такого, — неуверенно попыталась возразить я, но меня заткнул его испепеляющий взгляд.
Мелори подняла голову и хотела было что-то сказать, но Рейн ее опередил.
— Да ладно, не парьтесь. — Он махнул рукой и повернулся к выходу. — Я не собираюсь устраивать истерики. Меня это уже не касается. Прошлое — в прошлом, и мне глубоко наплевать на него. И на приют плевать. Так что делайте, что хотите.
И вышел.
Примерно на полминуты комната погрузилась в тишину. Мы не знали, как реагировать на случившееся. Хорошо ли то, что Рейн так спокойно отнесся к раскрытию правды? Или же наоборот: это затишье перед бурей?
Не знаю, как насчет остальных, но мне показалось, что те безразличие и спокойствие, с какими Рейн это все принял, были лишь маской. И лучше будет разобраться во всем сейчас, так как даже минутное промедление может стать результатом того, что парень не только перестанет нам верить, а и сам откажется быть честным.
— Простите, — произнесла я, повернувшись к Мелори и Данте, — я бы хотела поговорить с Рейном. Вы можете меня подождать? Это займет десять минут, не больше.
Мелори опустилась назад на свое кресло, с усталым видом откинулась на спинку и махнула рукой.
— Иди. Однажды у тебя уже получилось его образумить.
Получив одобрение, я поспешно вышла из кабинета. Пробежав по коридору, я остановилась у комнаты Рейна и, немного помедлив, коротко постучала. Никто не ответил, но до моих ушей явно донеслось чье-то недовольное мычание с той стороны. Я неуверенно взялась за ручку и толкнула дверь вперед. Она оказалась не заперта.
Рейн сидел на своем черном кресле-подушке и листал один из своих многочисленных альбомов. Я говорю многочисленных, так как возле него лежали еще с десяток таких же. При этом выражение у парня было какое-то угрюмое и, в то же время, грустное.
— Можно войти? — тихо спросила я, но хозяин комнаты даже не поднял на меня глаза.
«Молчание — знак согласия» — с такими мыслями я приблизилась к парню на пару шагов.
Прошла целая минута, нарушаемая лишь шелестом бумаги, когда я наконец-то решилась что-то сказать.
— Тебе ведь не наплевать на свое прошлое, да?
— Не трогай мое самовнушение, — буркнул он, все так же не поднимая на меня глаза.
— Чего ты от себя хочешь?
— Я хочу, чтобы ты отстала.
— Мой вопрос требует другого ответа.
— Скажи своему вопросу, что у меня нет желания ему что-либо объяснять.
Я мысленно взвыла. Вот ведь упертый!
— Так! Либо ты говорить со мной, либо ты говоришь с Данте. Выбирай!
Рейн вздрогнул. Я знала, какое влияние имеет блондин на него. Мне когда-то об этом Крис рассказал.
Дело в том, что когда Рейн только прибыл в особняк, он будто бы впал в сознательную кому. Отказывался говорить и вел себя почти как настоящий труп: часами не двигался и не поднимал глаза. Ему выделили большую, красиво обставленную комнату; Мелори почти все время сидела возле него и говорила о жизни умерших в целом, о том, что в этом больше плюсов, чем минусов. Она старалась его развеселить, завязать разговор, но все было тщетно. Крис же поначалу даже не обращал внимание на Рейна. Он сам в то время так же не отличался особой разговорчивостью. А Данте просто вел себя так, будто бы Рейн с ними не день или два, а несколько лет прожил. В первые дни он заходил в комнату к парню, так как тот не выходил из нее и даже не двигался с места, и спокойно вытирал пыль с мебели и подоконника, кидая простые фразы, наподобие того, какая сегодня чудесная погода или что сильный дождь побил все цветы в саду. Но Рейн, словно легкомысленно брошенная тряпичная кукла, сидел на кровати, уставившись стеклянными глазами на свои руки. Он был вымыт, а шрам на правой руке зашит, но парня это будто и не волновало. Так продолжалось несколько дней пока однажды днем Данте, в своих обычных односторонних (так как Рейн совсем не говорил) разговорах, не упомянул о том, что неплохо было бы подарить одну из многочисленных картин в их особняке какому-то музею. Когда прозвучало слово «картины» правая рука брюнета еле заметно, но все же вздрогнула. Данте это заметил, так как он всегда краем глаза следил за парнем, пытаясь узнать, что же из его слов может пробудить в Рейне жизнь. В тот же день, когда Мелори, как обычно в полночь, зашла проверить состояние парня, его в комнате не оказалось. Долго искать не пришлось: Рейн стоял в самом дальнем углу коридора, возле окна на втором этаже, и смотрел на портрет какого-то старого короля. Мелори не решилась его потревожить и просто осталась следить за ним издали. Парень простоял перед картиной до самого утра, совершенно неподвижно. Но как только яркие лучи солнца из окна упали на его лицо, парень вздрогнул, словно очнувшись ото сна, и быстрым шагом поспешил назад в свою комнату. Но в остальном его поведение не изменилось: он все так же молчал, и так же неподвижно сидел на кровати. И лишь когда ночной мрак окутывал большой особняк, Рейн выходил из комнаты и становился у очередной картины, рассматривая ее до самого утра. И каждый раз это была другая картина — он никогда не смотрел на одну и ту же дважды. А однажды, когда Рейн решился спуститься на первый этаж, дабы найти там новые объекты своего ночного наблюдения, так как весь второй этаж (кроме комнат, естественно) был им осмотрен, он попал в гостиную. Только вот оказалось, что комната уже была занята: у горящего камина, который был единственным источником света в комнате в ту ночь, на кресле сидел Данте и читал книгу. Рейн остановился у арки, сбитый с толку и слегка напуганный тем, что его заметили. Он не знал, что за ним и так все это время наблюдали. Но Данте лишь на секунду поднял глаза на гостя, после чего вновь погрузился в чтение, словно этот внезапный визит был ожидаем, и нисколечко его не удивил. Рейн стоял совершенно неподвижно, так если бы это могло помочь ему стать невидимым.