— Ой, вы мине совсем смутили! — вскрикнула, Бабуня и спрятала руку за спину, — Мои руки ше нихто так не целовал!
— А это вам, Домникия Михайловна, так сказать презент от меня в честь знакомства, — сказал дирижёр, протягивая Бабуне свёрток в белой глянцевой бумаге.
Бабуня схватила свёрток и сразу развернула, да так неловко, что из свёртка на пол выскользнул бледно голубой шёлковый платок. Она подхватила его с пола, шёлк заскользил в её руках. Бабуня кокетливо накинула платок на плечо.
— Ой, какое ж вам спасибо! Я такую красоту даже и не мечтала иметь на себе!
— А где же наша принцесса? — спросил дирижёр, заглядывая за спину Бабуни. — Для неё тоже есть подарок.
Я выглянула из-за Бабуниной спины. Дирижёр поставил свой большой кожаный чемодан на табуретку, клацнул замками, открыл чемодан, и я увидела сияющий коленкором новенький чёрный портфель.
— Этот портфель волшебный, только для пятёрок, — он улыбнулся и протянул мне портфель. — Нравится?
— Нравится, — восхищённо прошептала я, принимая от дирижёра портфель, и тут же прижала его к груди.
За обедом я держала портфель на коленях и то и дело поглаживала его блестящую поверхность. Мне казалось, что портфель не пустой, там ещё что-то прощупывалось. Дирижёр сказал про какие-то пятёрки. Никак не могла дождаться конца обеда, чтоб заглянуть внутрь портфеля. А мама с дирижёром так медленно ели, нахваливали борщ, хрустели жареными бычками, восторгались «Изабеллой» и постепенно пьянели. Бабуня была счастлива, всё подливала им вина и подкладывала бычков. Мама называла дирижёра Серёней, а он маму Дыдкой.
Вечером они пошли пройтись по городу, и я, наконец, осталась наедине с портфелем. Уселась под столом и стала вынимать содержимое — деревянный пенал с двумя ученическими ручками, набор цветных карандашей, несколько тетрадок в косую линейку, большой альбом для рисования и серый резиновый квадратик, на котором был нарисован слоник. Никак не могла сообразить, для чего он предназначен. Сначала подумала конфета, но сунув в рот, поняла, что это просто толстый кусок резины. Для чего? Не понятно! Ещё в портфеле лежал букварь и плотная тряпочка с пришитыми на неё кармашками. В каждом кармашке лежала картонная буква с картинкой. Буквы были точь в точь как на моих кубиках.
Ужинали при лампах.
— Домникия Михайловна, вы не будете против, если завтра я проведу вам свет? — спросил дирижёр, глядя на потолок.
— Так входа ж нема. Як же вы то лектричество пришпандорите? — жалостливо произнесла Бабуня.
Дирижёр взял лампу, поднял её к потолку, и мы увидели над дверью веранды торчащие обрывки проводов.
— Вот он вход. Но он обрезан прямо над дверью.
Дирижёр с лампой прошёл в кухню, затем в комнату. Через минуту вышел и сказал:
— Ничего сложного. Завтра всё куплю, сделаю проводку. Счётчик повесим здесь над входом. Вы позовёте электрика из домоуправления, чтоб подключил по всем правилам и зарегистрировал счётчик. И будет у вас к вечеру свет. Только достаньте лестницу.
— Та достану, достану! У дворнички попрошу!
Бабуня смотрела на дирижёра влюблёнными глазами, не веря своему счастью.
— Мамочка, Серёня на все руки мастер! Вот увидишь.
И действительно, на следующий день в нашей квартире горел свет! А ещё через день мама с дирижёром уехали отдыхать в Сочи.
Сидя на крыльце, я любовалась своим портфелем. Вытаскивала из него предметы для школы и раскладывала на ступеньках крыльца. Мне очень хотелось, чтоб Нилка с мальчишками увидели их и позавидовали мне. Но они, будто назло пробегали мимо и не обращали на меня внимания. Я с обидой всё складывала обратно в портфель и уходила в дом.
Бабуня всё время таскала меня с собой. То по магазинам, то на Привоз, то на толкучку. Я не очень любила ходить с ней. Она везде торговалась, мне было очень стыдно за неё. А она говорила:
— Хоть копейку, та выторгую. За неделю сэкономлю тебе на пару стаканов рачков, або на мороженое! Учись! Гроши з нэба не падають!
На Привозе можно было торговаться, там все торговались. Бабуня же по привычке умудрялась торговаться и в магазинах, хотя прекрасно знала, что в магазинах это бесполезно. Тогда она принималась критиковать товар. В нашем молочном магазине на углу, выстояв небольшую очередь за яйцами, она всегда вступала в спор со знакомым продавцом, пожилым евреем Нёмой Соломоновичем.
— Ну, шо у вас за яйцо, Нёма Соломонович? Такое мелкое! Его шо, голуб снёс? — капризно спрашивала Бабуня.
— Мадам Тимош, вечно ви мине делаете гембель с этими яйцами! Я ж не тот голуб, шо их снёс! Их снесло государство! Та не мацайте их руками, больше не станут. Кончайте капрызничать! Вибирайте то яйцо, шо на вас смотрит.