— Лидочка, а как же вы попали в этот Эшхабат? И шо, вы усе эти тры года там и жили?
— Нет. Ты ж помнишь, мы с Жоржем оставили тебе Ветуню на лето и уехали в город Кировоград на гастроли. Это было в начале июня, а 22-го июня началась война. Нас она застала в Знаменке на выездном спектакле. На следующий день мы должны были вернуться в Кировоград и уже собираться на большие гастроли в Алтайский край. Но в Кировоград нас не пустили, оставили в Знаменке. Там как раз формировались составы для эвакуации с Украины. Нашу труппу решили эвакуировать под Сталинград, в город Камышин. Представляешь, в чём стояли, в том и эвакуировались. В Камышине был эвакогоспиталь, куда свозили раненных солдат с фронта. Я отказывалась, просила, чтоб меня отпустили в Одессу, умоляла, плакала. Но меня не отпускали, да и Жорж был против. Его не забрали на фронт из-за тромбофлебита. Сказали, что он будет только обузой на войне. А четырёх парней из нашей труппы сразу же отправили на фронт. И труппа поредела. Директор категорически запретил мне ехать в Одессу. Тем более что все поезда шли только на восток. Да и заменить меня было не кем. А главное — приказ есть приказ — военное время. В Камышине по сводкам узнавали о ходе войны. Спектакли не играли, мужиков не хватало, просто сделали концертную программу. С ужасом услышали, что Одессу заняли немцы. Это известие я не забуду никогда в жизни. Мы тогда давали концерт раненым в одной из палаток госпиталя. Эти брезентовые палатки стояли прямо в степи, а между ними на столбах висели громкоговорители. Когда они давали сводку, все замирали, чтоб не пропустить ни единого слова. Так было и в этот раз. Шёл мой номер, я пела "Хустынку", когда включилась сводка. Я остановилась на полуслове, аккордеонист тоже. Дальше ничего не помню. Мне потом сказали, что я рухнула прямо на подмостки, как только услышала, что Одессу захватили немцы. Меня оттащили за кулису, а концерт продолжался. С тех пор каждый раз, когда я пела "Хустынку", останавливалась в том же месте. Мне было очень стыдно перед раненными, но они меня прощали, аплодировали, кто как мог. Вася, аккомпаниатор мой, его не взяли из-за астмы, посоветовал закрепить эту паузу, чтоб я проглотила ком и набрала воздуха побольше, вроде это такая эмоция. И что странно, как только мы решили закрепить паузу, в следующем концерте у меня пошло всё нормально. Там и так переживаний было через край. Мамочка, если б ты видела этих израненных бойцов! Нет, не буду вспоминать, это невозможно описать словами. Нет. Потом как-нибудь… — мама надолго замолчала, уставясь в одну точку.