— Ну, вот и ливень прекращается. Этот дождик ласковый, тёплый. Потопали? Ух ты! — вскрикнул Жорж, вглядываясь вдаль, в сторону берёзы.
Я увидела на месте берёзы пылающий костёр. Он то затухал, то вновь разгорался, вспыхивая ярким языком огня. В небо поднимался чёрный столб дыма.
— Что это? Твоя берёза горит, или что? — закричала я.
— В неё попала молния и она загорелась. Как хорошо, что мы не добежали до неё. Тут же метров триста…. Благодари Бога, Светочка, что ты натёрла пятки и медленно шла. А то… — Жорж осёкся, но я всё поняла.
— А то бы и мы загорелись?
— Чем чёрт не шутит? — усмехнулся Жорж.
— Ничего себе шуточки у чёрта, — проскулила я.
— Это не чёрт, это молния. Ты про электричество слышала? Молния — это электричество в небе.
— Нет, электричество в лампочке. Бабуня говорила, когда нам приведут электричество, то мы заживём.
Подошли к берёзе. Огонь затухал. Молния расколола её на две части. Половина дерева, не тронутая огнём, лежала на земле. Другая половина с выгоревшей корой и глубоким черным дымящимся дуплом всё ещё тянулась в небо, несмотря, что листья и толстые ветви, потрескивая, догорали.
— Прощай, моя многоуважаемая берёза, моя верная подруга детства. Может, ещё оклемаешься, и твои молодые побеги продолжат твоё одинокое существование, — помню, Жорж низко, как в театре, поклонился берёзе.
Дождь перестал. Выглянуло солнышко и сменило прохладу на духоту. Жорж снял мокрую рубашку и выкрутил её. Я стянула с головы мокрый мешок. Сарафан тоже промок. Выкрутили и его. Немного посидели на мешке.
— Отдохнула? Тогда в путь, — Жорж явно волновался, торопил.
Меня разморило и захотелось спать.
— Далеко ещё?
— Я же говорил, после берёзы столько же. Сейчас на пригорок, потом через лес до речки. У моста приведём себя в порядок, умоемся. Ты плавать умеешь?
— А як же? Я ж с Одессы, а там море, все плавать умеют. Кто не умеет, тот слабак. А мы точно через лес пойдём?
— Точно.
— Я в лесу не была. И мы увидим зайчика с длинными ушками? Я хочу.
— Вряд ли. Зайцы прячутся от людей. Мой папа ходил на охоту и стрелял зайцев, приносил по нескольку штук.
— Он что, немец, твой папа, чтоб стрелять? — с ужасом спросила я.
— Почему же немец? Просто ходил на охоту, как все мужчины.
— И ты стреляешь? Ты же тоже мужчина.
— Я не любил охоту. Целыми днями играл на гитаре и пел песни. Даже уроки пропускал в школе. У меня и ружья-то не было.
Сейчас, спустя много лет, с улыбкой вспоминаю, как заочно возненавидела своего деда за то, что он ходил на охоту и стрелял в зайчиков. Как боялась встречи с этим человеком! Моё воображение нарисовало страшного бородатого дядьку со злыми глазами и огромными морщинистыми руками. Он держал перед собой ружьё и целился в беззащитных зайчиков.
РЕЧКА
Подошли к лесу. Я впервые увидела столько деревьев, густо растущих по обе стороны дороги. Вглядываясь в заросли травы, надеялась, что вот-вот появятся длинные ушки, и я увижу зайчика или ещё какого-нибудь невиданного зверька. А Жорж торопил меня, ускоряя шаг. Вскоре мы подошли к узенькой речке. Широкая тропа свернула к воде, и показался ветхий деревянный мостик. Страшно было даже ступить на него. Но Жорж смело пошёл по мосту. Казалось, доски под его ногами вот-вот треснут, провалятся, и он упадёт в воду. Я осторожно пошла по мосту, стараясь ступать на те же доски, по которым уверенно шагал Жорж. Между досками широкие щели, сквозь которые я видела текущую прозрачным потоком коричневую воду. Эта вода мне не понравилась. Совсем не похожа на морскую, прозрачную в тихую погоду или молочно-светлую, когда море штормило и бросалось в берега, шуршащими галькой.
— И что, мы в этой грязюке будем купаться? — возмутилась я.
— Она не грязная. Просто у всех речушек, текущих через лес, такой цвет воды. Это от корней деревьев. А корни у деревьев знаешь, какого цвета?
— Коричвеные? — предположила я.
— Молодец! Только не коричвеные, а коричне-вые. Вот водичка и красится. Она чистая, прозрачная. Можно даже рыбку увидеть.
— А рачки тут плавают?
— Рачки только в море живут, а в этой речке водятся большие раки. Мы в детстве с пацанами ловили их прямо руками.
— Они вас кусали? — вспомнила я своего краба.
— Щипали клешнями, но мы не боялись. А потом варили их в котелке на костре. Да… чудесное было время…
Жорж загрустил. А я с облегчением вздохнула, ступив на твёрдый бережок.