— Уйди, от тебя воняет! — прошептала я, прижавшись к стенке.
— Ты слышишь, дед, говорит, от меня воняет! Чем же от меня воняет?
— Да козами от тебя несёт. Она ж девонька городская, не привыкши к нашему навозу, — дед тоже склонился надо мной и погладил меня по голове.
Я увидела доброе лицо, заросшее густой бородой с проседью. От него не воняло. Наоборот, даже приятно чем-то пахло. Дед мне понравился.
— А где Жорж? — спросила я, привстав с постели, оглядывая тёмную комнату.
— Какой ещё Жорж? Георгий? Папка твой? — ласково спросил дед, почёсывая бороду, — Так он уехавши, ещё вчера. Сутки ожидал, пока ты оклемаешься.
— Как я очутилась тут? Мы ж были на речке?
— Папка на руках тебя донёс. Ты заболела…
— А вещи он на речке оставил?
— Ну почему же? Георгий вернулся за ними и притащил, — дед взял мою руку и прижал к своей щеке, к тёплой пушистой бороде.
— Зачем он уехал без меня? Бабуня там должна приехать в поезде, а меня нема. Она нервичать будет, — слёзы брызнули из моих глаз, и я громко заревела — Он мне больше не папка! И никогда не был папкой. Он пьяница! Он все простыни и наволочки мамины пропил! И все подарки! А меня замучил, в холодную речку затянул! И даже не пожалел, когда я захлёбывалась. А ещё сказал, что из меня артистка получится. Не получится! Поваром буду! Он мне кушать не давал. Я его ненавижу! Я только Бабуню люблю… и маму ещё… немножко.
Дед и бабка стояли у кровати и растерянно смотрели на меня. Так началось наше знакомство. Так началась моя жизнь на хуторе.
С бабой Соней я не могла спать в одной постели. От неё сильно воняло козами. Спала я с дедом на печке. Там было жарко и душно, но я терпела. Иначе пришлось бы спать в сарае с двумя курками, злым петухом и козой Нюрочкой. А там тоже воняло.
Дед был пасечником. Перед сном он рассказывал мне всё про своих пчёлок и про житьё-бытьё до войны. Теперь он восстанавливал разрушенную пасеку. Строил новые ульи. Собирал одичавших пчёлок в новенькие ульи. Рассказывал, какие они умницы, как любят трудиться и приносить людям мёд.
— А где же они его берут? В гастрономе? — смеялась я, — В чём они его приносят тебе? В банках?
— Не смейся, егоза. Это сурьёзный труд. Пчёлы садятся на цветок и пьют из него сладкий нектар. Потом летят в свой улей и сдают этот нектар уже другой пчёлке, а та кладёт его в соты.
— В какие ещё соты?
— Соты — это такая пластинка из воска, которую они сами придумали и сами сделали. В пластинке той есть ямочки. И эти ямочки пчёлка-приёмщица заполняет добытым нектаром. Нектар зреет и получается мёд. Когда ямочка наполнится, пчёлка накроет её лепёшечкой из воска. Скоро я тебя угощу молодым мёдом. Лучше конфетов там всяких.
— Я боюсь пчёлок. Они так укусят, что это место набухает и сильно болит. Я видела, как у Борьки из нашего двора губа набухла до самого носа. Когда он хлеб с сахаром кушал, его укусила пчела. Мы смеялись с него, а он орал, как самашечий.
Дед любил пчёл, и за это они его не кусали. Говорил, что пчёлы самые умные существа на свете. Однажды два фрица набрели на пасеку. Захотели медком полакомиться. А они, пчёлки, всем роем напали на фрицев и гнали их до самого села.
— Я тогда партизанил и пошёл проведать Соню. Пробираюсь тихонько по лесу. Дай, думаю, посмотрю, как мои пчёлки справляются без моей заботы. Завернул на пасеку. Услышал стрельбу со стороны пасеки. Она в двух километрах отсюда. Подошёл тихонечко. Вдруг слышу вопли на немецком. Присел у тропки за кустом. А они, два молоденьких Ганса, мимо меня со скоростью ветра бегут, вопят, отмахиваются от роя. Видно здорово их пчёлки мои пожалили. С тех пор немцы в нашу сторону не заглядывали. Вот только все улья расстреляли. Одни щепки валялись по всей пасеке.
Всё время хотела спросить деда, зачем он в зайчиков стрелял. Да так и не решилась.
Всеми силами пытаюсь вытащить ещё какое-нибудь событие того времени. Что было дальше? Весь период моего пребывания на хуторе будто спресовался в один плотный клубок. Как вытянуть из него последовательную нить событий? Эта нить постоянно обрывается. Всплывают только отдельные моменты. Помню, очень расстраивалась, когда дед уходил на пасеку. Меня с собой не брал. Говорил, что работы много, что я там буду скучать, что бабушка Соня должна подлечить меня, я ещё очень слабенькая. С бабой Соней мне не хотелось оставаться наедине. Боялась её вечно недовольного лица, убегала от неё за хутор в поле. Она орала на весь хутор. Звала меня Светкой и «паскудкой». Заставляла пить козье молоко три раза в день, а я его терпеть не могла. Теперь понимаю, вылечила она меня этим молоком от катакомбных болячек. Кости перестали чесаться, и я больше не крутила кулачками и лодыжками. Дед иногда задерживался до темна. Ходил в село за хлебом. Ожидание было мучительным. Зато, какая радость охватывала меня, когда баба Соня кричала: