Ну и намучилась же я, прежде чем съесть это неудобное, но вкуснющее мороженое! Мама вытащила из ридикюля кусок лигнина и осторожно вытерла мой нос и подбородок. Носовых платков у нас тогда ещё не было, и все артисты пользовались лигнином. Эти жатые, как креп-жоржет, белоснежные, и мягкие как бархат листы бумаги выдавались артистам, чтоб стирать грим с лица после спектакля. Мама экономила лигнин. Разгримировывалась старой простынёй, разорванной на маленькие лоскутики. Их она тоже экономила, вываривая в тазике со щёлоком.
А потом было кино. Пройдя пару кварталов от площади, мы подошли к двухэтажному дому, у которого толпилась большая очередь.
— Там что-то выкинули? — вспомнила я Бабунины слова, которые она восклицала, увидев очередь: «О! Знов шо-то выкинули».
— Нет, Веточка, это кинотеатр «Сивашец». Смотри, вон афиша.
Она подняла голову и показала пальцем. Там высоко на стене дома висела огромная картина, нарисованная яркими красками. На меня смотрел, скаля белоснежные зубы, держась за толстый канат, голый по пояс, молодой мускулистый дядя. На плече у него сидело большущее мохнатое чудовище и тоже скалило зубы. Только зубы у чудовища были жёлтые и кривые. Создавалось впечатление, что дядя и чудовище висят на канате в воздухе, среди густой листвы. Мама прочла надпись под картиной:
— Тарзан. Фильм взят в качестве трофея. О! Это как раз то, что нам нужно. А я ломаю себе голову, как нам убить время, пока будут вставлять окна.
Мама часто употребляла непонятные мне выражения: «камень с души свалился» или, к примеру, «руки не доходят». В моём воображении сразу возникала картина — мама стоит на руках, её юбка падает на пол, закрывая лицо и обнажая трусы. «Ей же ничего не видно, поэтому руки и не ходят» — думала я и хихикала, В такие минуты маме наверно казалось, что я недоразвитая, и она странно поглядывала на меня.
И вот теперь мама хочет «убить время» и при этом радуется. Совсем не радостно. Слово «убивать» имело для меня единственное и страшное значение, связанное с Бабуниными «ужастями» о войне. Правда, я не заметила, чтоб мама ломала себе голову. Может и убивать не будет?
— Я не видела, когда ты ломала себе голову… это же больно, — пожалела я маму.
— Глупышка! — засмеялась мама, — Это просто такое выражение, когда человек о чём-то мучительно думает и не может найти выход из положения.
— А-а. Значит «убить время» это — выражение?
— Ну да. Это значит, что есть много свободного времени, а ты не знаешь, куда его девать.
— А-а. Значит, по всамделишному ты его убивать не будешь? — с облегчением спросила я маму.
— Ну что ты? Время убить невозможно. До него даже дотронуться нельзя. Оно само ускользает. И вернуть нельзя. Его можно только правильно использовать. Больше всего жалко неиспользованного времени… Потраченного впустую. А мы с тобой его потратим на кино! Стой тут под деревом, я сейчас…
Мама стала протискиваться сквозь толпу. Люди раздражённо отталкивали её, а она, улыбаясь и извиняясь, продвигалась к входу в здание.
— Извините, пропустите. Мне не в кассу, мне к администратору…
Наконец она исчезла из виду. Я стояла под деревом и, переминаясь с ноги на ногу, крутила кулачками. От волнения зачесались мои кости. Не могла оторвать взгляда от мохнатого чудовища. Вспомнила сказку «Аленький цветочек», рассказанную однажды Жанной, когда мы жили у Лидии Аксентьевны. Тогда я не могла себе представить чудовище, в которого превратился принц. «Наверно то чудовище было такое же, как это» — подумала я.
— Ветуня, скорей иди сюда! — очнулась я, услышав мамин голос, — Сеанс уже начинается, там пока идёт журнал, мы успеваем.
Мама крепко схватила меня за руку и потащила сквозь недовольную толпу к двери в кинотеатр.
— Как повезло, администратор узнал меня! Дал контрамарку. Я даже не надеялась, столько народу.
— А там, на картине у дяди на спине сидит «сашество»… Оно скушает дядю?
— Не «сашество» а существо. Не перенимай у Бабуни неправильных слов. Повтори — су-ще-ство.
— Су-ще-ство. Оно поганое? Злое?
— Это обезьяна. Помнишь, Бабуня рассказывала про дедушкину обезьянку, которую он привёз из Африки? Это такая же, только большая. Обезьяны людей не едят.
Мы вошли в фойе кинотеатра. Мама отдала билетёрше контрамарку и та провела нас в тёмный зал. Там громко звучала музыка. А далеко впереди со стены прямо на нас двигался огромный трактор с ковшом, полным земли и битых кирпичей. Мне показалось, что сейчас содержимое ковша обрушится на наши головы, и мы погибнем. В нашем дворе тоже работал такой трактор, разгребая остатки разрушенного дома. А рабочие то и дело орали во всё горло, отгоняя любопытных пацанов — «Бэрэжись! Засыпэ!». Я завизжала от страха и уткнулась головой в мамину юбку.