— Вот! — воскликнула мама, — То была маленькая скабрезность! А теперь у меня две большие скабрезности, в каждой комнате по огромной скабрезности. Эти голые окна напоминают мне госпиталь! И ощущение, будто я у всех на ладони. Особенно, когда переодеваюсь. Вы понимаете, к чему я клоню?
— Я бы не сказал, что окна подходят под это определение. Там за окнами птички летают. Небо. Наконец, звёзды, луна, солнце, облака. Постоянно что-то меняется. Тьма переходит в свет и наоборот. Это вам, Лидочка, не глупая голая лампочка. И потом второй этаж… помилуйте, кто ж сюда заглянет?
— Это я глупая… — мама покраснела, и глаза её налились слезами, — Какая я дура! Я же просто хотела сказать про палки, на которые можно повесить занавески!
— Ах, вы про уют! А я испугался, … заподозрил, что вы паче чаяния опять замуруете окна. Ничего проще! Почту за честь, почту за честь, Лидочка. Ради бога! Завтра же пойду в поделочный цех. А уж занавесочки вы сами сочините. Заодно попрошу у них приличный замок. Нельзя же, Лидочка, жить на семи ветрах. Дверь всегда настежь.
— Да что вы, Копылов, говорите! У меня барахла — шаром покати. Брать нечего. Всё ценное муж променял на водку.
— Я не о барахле. Во-от, — Радибога погладил меня по голове, — Смысл вашей жизни. Если вы её потеряете … Словом, замок и палки за мной, — скрипнула табуретка, и он мгновенно исчез за дверью.
Радибога никогда у нас долго не задерживался. Его всегда как ветром сдувало с табуретки.
Несмотря на непонятные слова «паче чаяния» и «почту за честь», я всё же поняла, что Радибога достанет маме палки, и у нас на окнах будут висеть занавески, как на всех окнах нашего дома. А вот про смысл было непонятно.
— Тю… Шо это за смы-сыл! Никакой я не смысыл. Я девочка. И больше я никогда не потеряюсь, правда?
— Правда, — мама очень серьёзно, долго смотрит на меня и молчит.
А много-много лет спустя, уж и не вспомню, в каком классе я училась, и давно куда-то пропал из нашей жизни Радибога, нашла в ящике маминого туалетного столика среди разного парфюмерного хлама маленький потрёпанный блокнотик. Пахнуло детством — мамиными старыми духами и гримом. Раньше он не привлекал моего внимания, хотя я частенько рылась в этом ящике. Стала зачем-то листать. Увидела, что мама вела счёт своим долгам. Против имён и фамилий были проставлены суммы — «Польди -2руб», «Игорь Пал.–7 руб», и так далее… просто вся книжка пестрела именами и фамилиями кредиторов. Все аккуратно зачёркнуты чернильным карандашом. На последних двух завёрнутых страницах запись маминым красивым почерком. Как я поняла, мама записала диалог между ней и Радибогой:
«Р. — Бесхарактерная…
Я. — Нет, у меня есть характер!!!
Р. — Упрямство это, глупышка. Ибо! Упрямство — это когда упрёшься как осёл по поводу какой-нибудь чепухи. А характер — это — о — о-о! Это когда ты можешь заставить себя смириться с неизбежным! Или когда умеешь держать себя в узде. А упрямство — просто ветер в голове. Упрямство не в состоянии развернуть этот ветер в другую сторону. А характер может.
Я. — Объясните мне, Рюрик Игоревич! Когда я иду на спектакль, ноги не идут — не хочу играть. До слёз! Но бегу, боюсь опоздать. А прихожу в гримёрку, сажусь гримироваться, и постепенно это нежелание играть куда-то исчезает. Это что, смирение перед неизбежностью?
Р. — По-моему, это ваша душа постепенно освобождается от бытовых проблем. Сосредотачивается на роли. Смотрите на себя в зеркало, гримируетесь, переодеваетесь в театральный костюм, повторяете текст и т. д. Дают первый звонок, у вас сквозь мишуру реальной жизни начинает пробиваться тот образ, который живёт в вас. И постепенно к третьему звонку он уже полностью владеет вами. Это не смирение! У некоторых артистов это банальный рефлекс. У некоторых — творческий процесс. Он свойственен только талантливым людям. А вы талантливы, Лидочка. Вам мешает жизненная неустроенность. Вы страдаете оттого, что Ветуня почти всегда предоставлена сама себе. Вы не в состоянии разорваться между дочкой и театром. Весь ужас в том, что у вас два смысла жизни — театр и ребёнок. Выбора у вас нет. Просто нужно разделить с кем-нибудь ответственность за ребёнка.
Слова «разделить ответственность за ребёнка» — жирно подчёркнуты карандашом.
ХАЛАБУДА
И всё-таки я опять потерялась. Вернее не совсем потерялась. Я находилась под носом у всех, кто искал меня. Просто крепко спала, обняв большую тёплую собаку по имени Найда, в халабуде, которую мы всем двором целый день строили для неё.
Не знаю, откуда эта Найда пришла, но мы, дети, бегающие по двору, играя в догонялки, вдруг одновременно застыли, увидев её. Она стояла в воротах и с грустной надеждой смотрела в наш двор. Мы гурьбой тихо подошли к ней на безопасное расстояние — вдруг укусит. Собака вильнула хвостом и едва слышно скульнула. Кто-то из хлопцев сказал, что она голодная, нужно её покормить. А рыжий Кецык смело подошёл к ней, погладил по спине. Я стояла, замерев, не могла оторвать взгляда от собакиных глаз. На меня смотрел мой Жулик.