И мы по очереди лежали в халабуде зазывая Найду, предлагая ей всякую еду, объясняя преимущества её нового жилья перед беспризорным шатанием по чужим дворам и улицам в поисках ночлега и пищи.
К вечеру двор опустел. Детей позвали родители. Меня никто не позвал. С ключом на шее я «тынялась», как говорила Бабуня, по двору вместе с Найдой. Пыталась с ней залезть в танк. Подсаживала её под попу, чтоб она прыгнула на танк, но собака упрямилась, вырывалась из моих рук, и даже один раз зарычала и укусила меня за руку, но совсем не больно. Я понимала, что мне выпала важная роль — уложить Найду спать в халабуде. Правда, мне этого никто не поручал, я сама так решила. Это как в игре в жмурки — кто последний, тот и жмурит. Во дворе я осталась последняя, значит, мне и укладывать Найду.
Совсем стемнело. Найда ходила за мной по пятам. Наверно думала, что я опять поведу её к себе домой.
— Ну что, Найдочка, уже поздно, надо спатоньки укладываться, лезь в свою хату, — умоляла я собаку.
Найда смотрела на меня вопросительно и не лезла в халабуду. Тогда я залезла первая и позвала её:
— Иди ко мне, я тебе песню спою и ты сладко-сладко будешь спать, — ласково позвала я Найду и придвинулась к стенке.
Найда мгновенно очутилась рядом. Кряхтя, она долго мостилась. Наконец удобно улеглась и сразу же начала чухаться, искать блох и клацать зубами. Точь-в-точь как Жулик.
— Перестань, а то я не буду тебя баюкать. А давай лучше я тебе спинку почухаю. Ты сразу заснёшь. Я всегда засыпаю, когда Бабуня чухает мне спинку.
Моя рука утонула в мохнатой шерсти. Найда с удовольствием посапывала, иногда вздрагивала, поскуливала. А я всё думала, как бы мне выбраться из халабуды, чтоб не потревожить чуткий собачий сон. Думала, думала и не заметила, как сама очутилась в крепких объятиях тёплого сна.
Проснулась утром от холодного сна. Во сне мы с Бабуней на перроне Одесского вокзала лежали на нашей перине. Бабуня обнимала меня, заставляла поспать, пока не пришёл поезд на Кировоград. Было холодно, и я просила Бабуню укрыть меня. Бабуня вытаскивала из-под меня перину и ею укрывала меня. Я оказывалась на голом асфальте перрона. Становилось жёстко и ещё холоднее. Я жаловалась, что спинка мёрзнет и муляют камни. Бабуня опять подкладывала под меня перину, но я никак не согревалась. И этот кошмар всё длился и длился — Бабуня то укрывала меня периной, то подсовывала её под меня, пока я не услышала женский голос прямо над ухом:
— Уже бегу! Только воды наберу.
Загремели вёдра. Кто-то набирал воду в колонке.
Я открыла глаза. Где я? Темнота. Бабуни нет. Перины нет. Сквозь какие-то узкие щели темноту пронзают острые холодные лучи солнца. Сердце сжалось в комок, когда я поняла, что нахожусь в халабуде, что уже утро, что всю ночь я проспала тут на бундечке с собакой. Руки, ноги, челюсти свело от холода. Найды рядом не было. Я лежала на бундечке, свернувшись клубочком. При мысли о маме перехватило дыхание. Я же давала слово всем — и маме, и Тусе, и врачихе — никаких котят. А тут целая собака! Я же смотрела маме прямо в глаза, держала руки по швам и клялась — никогда больше не пропаду! И вот опять пропала на целую ночь. А Найда — предательница! Куда она делась? Ну что ж? Надо вылезать из халабуды и идти домой.
Мои ноги с трудом преодолевали ступени мраморной лестницы. Остановилась у приоткрытой двери. Поняла, что мой план — тихонько открыть дверь и юркнуть под одеяло, пока мама не проснулась, провалился. А всего минуту назад я мысленно радовалась, что Радибога помимо всяких усовершенствований нашего жилища, притащил специально для меня старенькую детскую кроватку на панцирной сетке и поставил её рядом с печкой. Кроватка мне понравилась, но я сильно расстроилась, что теперь буду спать одна, что рядом не будет мягкой, тёплой мамы, пахнувшей гримом и «Красным маком». Радибога сказал, что я буду спать как солдат в землянке, на личном матрасе. Где-то раздобыл большой ситцевый мешок, набил его «шамшалынням». Мама объяснила мне, что «шамшалыння» это сухая одежда кукурузных качанчиков. Оно, это «шамшалыння», кутает кукурузные качанчики, как деток, пока они растут. Малюсенькие детки в уюте и тепле вырастают большими кочанами и люди кушают с них кукурузку. Сейчас кукурузка поспела. И родители набивают матрасики для своих детей этой белой душистой шелухой, чтоб им сладко спалось. К тому же матрасик приятно шуршит и отгоняет злых бабаек. Словом, мама и Радибога убедили меня. Я с удовольствием укладывалась в мою новую шуршащую кроватку.
Итак, мой план провалился. Мама не спит. Из квартиры доносятся голоса. Мамин и Радибогин. Мама что-то непонятное бормочет сквозь слёзы, Радибога ласковым басом утешает её.