— А между тем ответ находится прямо рядом с вами, — сказал кладовщик, — в лице господина Грин-Вуда… Разве его протез не является свидетельством того, что безголовые люди мечтали бы иметь голову?
Стюпу удалось сделать своим сообщником адвоката противоборствующей стороны. Тут он превзошел самого себя. Стюп говорил, обращаясь к мэтру Лоребрану: «Постойте, я вижу, куда вы клоните…» Через полчаса любой новоприбывший на заседание человек решил бы, что речь идет о двух старых коллегах. «Допустим, но вам легко говорить, вы свое дело знаете. Разумеется, вы должны защищать вашего клиента…» А после выпада мэтра Лоребрана, постаравшегося доказать Стюпу, что Грин-Вуд не может быть причастным к падению его головы, кладовщик заявил:
— Постойте, в компанию приходит безголовый начальник, служащие начинают один за другим лишаться головы, а вы хотите убедить нас в том, что он тут ни при чем… Нет, вы головой подумайте… Даже у меня, хотя и нет больше головы, это получается…
— Господин Стюп, — отвечал мэтр Лоребран, — правосудие не приветствует ни догадок, ни бездоказательных обвинений…
— Простите, но я и есть доказательство, живое подтверждение своих слов, и не только я: все эти люди ждут своей очереди, чтобы высказать свое мнение, чтобы суд наконец помыслил здраво и осознал некоторые очевидные вещи… Вам здесь всем не хватает здравого смысла! Вы так долго изучали и разбирали законы, что словно потеряли чувство реальности…
Выступления Бобе, Бруйю и Абеля были менее забавными, и так было только лучше. Не стоило превращать суд в шутовское действо, ведь тогда дело обернулось бы против служащих. Появление Бруйю, который пришил себе обратно голову, вернуло все на крути своя. Его вид наводил страх. Лицо кладовщика, больше похожее на застывшую скорбную маску, успокоило мэтра Лоребрана, и тот задал ему всего один вопрос: о связи между Грин-Вудом и обезглавливанием. Бруйю ответил довольно сдержанно.
— Я лишился головы через три недели после продажи склада… Не знаю, как это случилось… Единственное, о чем я хотел бы сказать, это о своем отвращении к тому, как некоторые с нами обращались… Я проработал в этой компании семнадцать лет, а меня продали, словно вещь. У меня были привычки, чувство собственного достоинства, и вдруг в одночасье я лишился всего… Вот, что я могу вам сказать… Я потерял голову, и тут же забросил все остальное: мысли, заботы, меня даже не заботит, что я потерял. Знаете, когда вы унижены до такой степени, вам уже все равно, что с вами будет дальше… И это самое ужасное… За своей головой я просто не следил… Но неважно… Что сделано, то сделано…
Все говорило о внутренней драме Бруйю. Что касается Валаки, то он выступил весьма неудачно, его никто не понял, и он никого не взволновал. Когда Валаки рассказал о том, что значит проводить целые дни в шкафу, защита сочла это не относящимся к делу, и судья согласился. Балам имел больший успех, сообщив о том состоянии пассивности, которое охватывает человека, едва он распрощается с головой.
— Понимаете, господин судья, — говорил Балам, пока присутствующие на заседании любовались его мускулами, — мне боевого духа всегда было не занимать, ради защиты своих прав я мог со всем светом сразиться, спросите, кого хотите, мы на складе умели за себя постоять… Но когда у вас нет головы, все становится по-другому. Вы чувствуете себя опустошенным, уставшим от всего… Спросите у Тюрлэна, у Абеля, у остальных…
Потом судья вызвал Бобе и спросил его, почему тот не постарался отомстить за себя, когда лишился головы?
— У меня и мысли такой не было, — ответил Бобе.
— Я всегда считал, что именно Грин-Вуд виновен в обезглавливании служащих, но ничто не вернет мне мою голову… И притом ни один безголовый человек — думаю, не ошибусь, если так скажу, — никогда бы не решился на подобную затею… Мы должны сказать спасибо тем людям, которые осознали нависшую над всеми опасность, увидев, каким покорным делается человек, когда лишается головы…
Потом на вопросы судьи вышла отвечать Беби Джен. От того оживления, которое вызвали выступление Стюпа и некоторые последовавшие за ним, не осталось и следа. У тех, кто не был знаком с Беби Джен раньше, после первых же ее слов к горлу подступил комок.
— Мадемуазель Джен… Я хотел бы попросить вас сообщить суду все, что вы знаете по поводу калечения своих служащих, в которых обвиняется господин Грин-Вуд.
— Я могу рассказать вам только о том, что пережила сама, я имею в виду, что постараюсь объяснить вам, каково это лишиться головы и жить без нее.