Парень рядом со мной заглядывает мне в тетрадь, видит, что я нацарапала и фыркает.
— Мне это тоже не очень удается, — говорит он. Знал бы он. Но я улыбаюсь и киваю.
— Ты Клара, да? — шепчет он. — Я помню тебя с той идиотской игры для знакомства, в которую мы играли в первый день.
Доктор Велч прочищает горло и многозначительно смотрит на нас, что значит, сейчас вы должны благодарить, а не болтать.
Парень ухмыляется и слегка разворачивает тетрадь, чтобы я могла прочесть, что он пишет. «Меня зовут Томас. Я благодарен, что это занятие прошло/провалилось».
Я улыбаюсь и снова киваю. Я уже знала, как его зовут. Про себя я назвала его Сомневающимся Томасом, потому что у него возникают вопросы по поводу всего, что говорит доктор Велч. Например, на прошлой неделе доктор Велч сказал, что мы должны перестать гоняться за материальным, а работать над тем, чтобы быть довольными собой, Томас поднял руку и сказал что-то вроде: — Но если мы удовлетворимся тем, что у нас есть сейчас, никто не будет стремиться к большему. Конечно, я хочу быть счастливым, но я пришел в Стэнфорд не за счастьем. Я пришел, потому что хочу стать лучшим.
Такой скромный парень.
Мой сотовый вибрирует и доктор Велч снова на меня смотрит. Я жду несколько минут и лезу в карман. Это смс от Анжелы, она просит меня прийти к Мемориальной Церкви.
После занятий я спешу к главной лестнице библиотеки Мейер, где проходят уроки счастья, Томас кричит мне вслед. — Эй, Клара, стой! — У меня нет на это времени, но я останавливаюсь. Я нервно сканирую небо на наличие загадочной вороны, но не нахожу ничего необычного.
— Эээ, ты не…, — теперь, когда мое внимание приковано к нему, Томас медлит, словно забыл, что хотел сказать. — Не хочешь перекусить? За Трессидером есть место, где готовят прекрасные куриные буритос. Они добавляют туда рис и picodegallo…
— Я не могу. Мне нужно кое с кем встретиться, — перебиваю я прежде, чем он начнет разглагольствовать о буритос, которые невероятно вкусные — это правда. Но мне нужно кое с кем встретиться, кроме того, мне ужасно не хочется никуда идти с Сомневающимся Томасом. Это точно.
Он мрачнеет. — Ну, тогда в другой раз, — говорит он и пожимает одним плечом, мол, не очень-то и хотелось, но я чувствую исходящие от него уколы задетого самолюбия и вибрации в духе «что она о себе возомнила», благодаря которым я уже не чувствую себя такой виноватой из-за отказа.
Смс Анжелы — «Встретимся в мем. Цер. В 5.30. Важно» — вынуждает меня бежать через арочные своды аркады, мои шаги эхом отражаются от каменного пола. Ее видение показывает Стэнфорд, в конце концов, это главная причина, почему мы все здесь, так что важно может быть невероятно значимо. Я смотрю на часы — пять тридцать пять — и несусь через двор, не замедляясь, чтобы по обыкновению посмотреть на церковь, переливающуюся золотой мозаикой на фронтоне и кельтский крест, венчающий купол. Плечом я толкаю тяжелую деревянную дверь и захожу внутрь, останавливаюсь в вестибюле, давая глазам привыкнуть к царящему внутри полумраку.
Я не сразу нахожу Анжелу в толпе студентов, большинство из которых медленно прохаживаются перед неприметным узором на передней части алтаря. Я прохожу вперед через неф, устланный красным ковром, мимо рядов коричневых скамей, кожу покалывает от изображенных повсюду ангелов: на каменно-стеклянных окнах, на мозаике по обе стороны от меня, в проемах между арками на потолке: отовсюду ангелы смотрят вниз, всегда с расправленными за спиной крыльями. Возможно, Майкл один из них, думаю я. Все, что мне нужно, чтобы увидеть отца — это пойти в церковь.
Я нахожу Анжелу. Она, как и другие, поднимается в круг наверху лестницы в передней части. На полу выложено что-то, напоминающее гигантский ковер глубокого синего цвета, украшенный белыми узорами, похожими на петляющую тропинку. Она не видит меня. Ее губы сосредоточенно сжаты и двигаются, словно она что-то говорит, но из-за звука шагов множества людей и шелеста их одежды, я не слышу ни слова. Она останавливается в центре круга, на мгновение наклоняет голову, ее волосы падают на лицо, затем поднимает глаза и начинает медленно идти, слегка покачивая руками.
Моя эмпатия оживает. Я чувствую их всех, каждого конкретного человека внутри круга. Девушка слева от меня тоскует по дому. Она скучает по большому городу, по дому ее семьи, в котором не было лифта, по двум сестрам. Парень, остановившийся в центре, страстно хочет сдать свой первый экзамен по математике. Другой парень размышляет о блондинке с занятий по искусству кино, кажется ли ей, что у него хороший вкус на фильмы, и чувство вины от того, что он думает об этом в церкви. Их эмоции и запутанные мысли бьют меня, как порывы ветра в тишине этого места — горечь и холодность, страх и одиночество, надежа и счастье — но мне кажется, что они пустеют, словно суматоху их мыслей медленно засасывает в круг, закручивая, как воду в раковине.