Приблизившись к служебному крыльцу, она прислушалась. Пенфилд и кухарка по вечерам часто сидели на крыльце. Но на этот раз она не услышала голосов и вскоре оказалась позади дома в саду, похожая на призрак в своей белой рубашке с развевающимися волосами. Она окунулась в запахи созревающих персиков, магия теплой летней ночи заворожила ее.
- Я здесь, Джинкс. - Голос Райля больше не ломался, как это было пару лет назад. Теперь он был глубоким и звучным, как у литавр в оркестре, выступавшем в прошлом году в Портлэнде. Удивительно, как неожиданно повзрослел Райль! В одночасье из высокого угловатого мальчика он превратился в мужчину с золотыми волосами и глубоким голосом. Иногда ей приходилось напоминать себе, что этот крупный, красивый и самоуверенный человек - ее старый приятель Райль.
- Что это на тебе? - требовательно спросил он. - Ночная рубашка?
- Эдит никак не умолкала, болтая о приезде новой наставницы, и у меня не было никакой возможности надеть сверху платье, - Джинкс присела рядом с ним на траву, но он отвернулся от нее.
- Тебе не следует быть здесь со мной в ночной рубашке, - проворчал он.
- Боже, мне вообще не следует здесь быть, неважно, в ночной рубашке или нет. А что такого необычного в этом вечере? Ты ведь не раз видел меня в ночнушке.
- Ну, с тех пор, как ты повзрослела, - нет, - сурово ответил он.
Джинкс совсем не по-взрослому фыркнула, но бессознательно скрестила руки над грудью. Она все еще не могла свыкнуться с тем, что грудь ее больше, чем у мамы, даже несмотря на то, что мама объяснила ей, что это просто еще одно свидетельство того, что Джинкс стала женщиной.
Ей это совсем даже не нравилось. Она не хотела быть женщиной и не думала, что со стороны Райля нехорошо упоминать об этом.
- Так зачем ты хотел меня видеть? - нелюбезно спросила она его.
- Просто подумал, что мы могли бы с тобой поговорить.
- О твоем отъезде?
Он повернулся к ней, и она увидела, как засветились в лунном свете его голубые глаза.
- Я не хочу идти к отцу в семейный бизнес, я хочу изучать искусство, а потом вернуться в Хэрроугейт и заниматься живописью. Я не хочу покидать Глэд Хэнд.., и тебя. - Он запнулся, но на этот раз она не заметила этого.
- Я тоже не хочу, чтоб ты уезжал. Я буду скучать по тебе, - сказала она, забыв прикрыть грудь и всматриваясь в дорогое ей лицо. - О, Райль, ну почему отец так скоро заставляет тебя идти в бизнес? Карру ведь уже восемнадцать, и он так давно умоляет об этом. А тебе в декабре будет только семнадцать.
- Не знаю, почему. - Он так тихо сказал это, что Джинкс пришлось наклониться к нему, чтобы расслышать.
- Нам бы надо быть вместе по крайней мере год еще до твоего отъезда, ну что я буду без тебя делать? Ведь здесь будет только Эдит, а она ни о чем другом не может говорить, как только о мальчиках, танцах, нарядах и прическах.
- Ты тоже очень скоро начнешь об этом думать.
- Я? Не думаю.
- Слушай, ведь тебе, кажется, очень нравился кузен Эрик пару лет назад.
- Ох, но кузен Эрик - не мальчик, а мужчина. - Ее голос неожиданно стал каким-то певучим. - Как ты думаешь, отец будет меня иногда брать в Миллтаун, когда ты уедешь в сентябре? Может, Эрик будет дома и мы с ним сможем поиграть дуэтом.
- Нам что, так необходимо говорить о кузене Эрике?
- Но ведь это ты начал.
- Но я не ожидал, что ты так ухватишься за эту тему, как будто он для тебя - единственный свет в окошке.
- Почему ты сердишься? Он долго молчал, губы его сжались, а скулы окаменели. Наконец он взорвался:
- Я хочу поговорить о нас!
- Нас? - Сердце ее забилось сильнее, и она не могла понять, почему. - Что о нас?
Райль наклонился к ней, на его загорелый лоб упала прядь волос.
- Джинкс, ты ведь знаешь, что я ненастоящий брат тебе.
- Да, но... - Она замолчала, почувствовав неожиданную слабость.
- Твои родители - единственные родители, каких я когда-либо знал, ведь тебе известно, что моя настоящая мать умерла в родах. Поэтому.., ты мне ненастоящая сестра. - Он глубоко вздохнул. - Я люблю тебя, Джинкс, но совсем не так, как люблю отца, мать и Кифа.
Сердце его стучало, как шатун на отцовском поезде. Она вдруг испугалась и заволновалась одновременно.
И тогда Райль схватил ее за плечи, и сквозь ткань рубашки она почувствовала жар его больших сильных рук.
- Я люблю тебя, Джинкс, и хочу когда-нибудь жениться на тебе.
- О, Боже... - Она почувствовала себя так, будто сидит на паровозе и поезд сходит с рельсов, падая в лощину.
- Ты будешь ждать меня, Джинкс? Будешь ждать до тех пор, пока я не смогу добыть себе место в компании? Я прошу тебя только не говорить "да" кому-либо другому.
- О, Святая Мадонна! - выдохнула девушка. - Я не говорю ничего никому, Райль. Никто меня ни о чем еще не просил.
- Так я прошу. - Он стиснул свои руки. - Я прошу тебя подождать меня. Ты подождешь меня, Джинкс, да?
Сердце ее стучало, а во рту пересохло.
- Я никуда не уезжаю, - прошептала она, не зная, что еще ему сказать.
Он вздохнул и освободил ее. Она колебалась.
- Тебе лучше пойти в дом. Если кто-нибудь выглянет из окна библиотеки, то сразу увидит тебя в этой белой рубашке, а с твоими рыжими волосами сразу поймет, что это ты.
- Наверно, ты прав. - Но она не шевельнулась.
- Ты.., ты не поцелуешь меня на прощание перед отъездом?
- Ты ведь будешь здесь еще до сентября, - сказала она, непроизвольно подняв подбородок. Губы ее таяли, как мороженое.
- Но нам может не представиться другой возможности поцеловаться на прощание. А я должен поцеловать тебя, всего один раз. Только раз, Джинкс. Его руки обвили ее, и он осторожно прижался к ней губами, так осторожно, как будто она могла разбиться. Ее живот одеревенел, а губы закололо. Он отодвинулся от нее, как будто обжегшись.
- О, Боже, - прошептала Джинкс. - О! - Встав на цыпочки, она обняла его и прижалась губами к его губам. Райль сжал руки и нежно поцеловал щеку и шею Джинкс. Она изогнулась, и его рот соскользнул в расщелину между грудями. Он опустил ее на траву. Над ними на синем бархате неба ярко сверкали звезды. Деревья шелестели на ветру, а трава пахла необыкновенно душисто.
Земля под ночнушкой Джинкс была теплой-теплой. Большое, тяжелое и требовательное тело Райля накрыло ее. Ей показалось, что задрожала земля, но то было биение их сердец, слившихся в одно. В момент их единения Джинкс поняла, что теперь им всегда предстоит быть вместе.
Один последний поцелуй, и он исчез в основном крыле дома. Джинкс остановилась и улыбнулась, все еще не веря происшедшему. У нее было такое ощущение, что внутри нее оркестр начинает играть страстную и волнующую мелодию. Ей хотелось танцевать, петь и кричать всему миру о том, что она СЧАСТЛИВА! Джинкс не могла дождаться момента, когда сможет рассказать обо всем матери. Сначала Райль сказал ей, что, вероятно, им не стоит говорить о случившемся кому-либо, потому что он молод и не имеет других перспектив, кроме тех, что выбрал для него отец, и потому то, чем они занимались в саду, нехорошо.
- Но я ведь совсем не чувствовала, что мы делаем что-то нехорошее, Райль. - Она прижалась к нему.
- Не знаю, как это случилось, Джинкс, я не хотел... Я хотел только поцеловать тебя на прощание.
- Я знаю, но я рада, что это случилось. Теперь я - навсегда твоя, а ты мой. Она посмотрела ему в глаза:
- Ты ведь мой, правда? Он нежно поцеловал ее:
- Навсегда, но не думаю, что мать с отцом будут в восторге от этого.
- Им совсем не обязательно знать в деталях о том, что произошло здесь, в саду. Мы должны только сказать им, что любим друг друга и хотим пожениться. Им это понравится, вот увидишь.