Давайте начнем с ощущений. Ощущаем ли мы когда-либо время? То есть, ощущаем ли мы когда-либо непосредственно прошлое или будущее? Как и прошлый раз, начнем со звуковых ощущений. Сосредоточьтесь ненадолго на поле звукового восприятия и отметьте калейдоскопический поток звуков, несущихся через ваше сознание. Вы можете слышать, как разговаривают люди, лают собаки, играют дети; возможно, вы услышите, как дует ветер, барабанит дождь, капает кран; быть может вы услышите скрип форточки, шум машин или чей-то смех за стеной. Но обратите внимание: все эти звуки суть звуки настоящего. Вы не можете слышать ни прошлые, ни будущие звуки. Единственное, что вы когда-либо слышали, – это настоящее. Вы не слышите и не можете слышать прошлого или будущего.
Подобно тому как все звуки представляют собой звуки настоящего, все остальные ощущения – вкусовые, обонятельные, зрительные – это ощущения настоящего. Вы не можете потрогать, увидеть или почувствовать что-нибудь прошлое или будущее. Иными словами, в вашем прямом и непосредственном сознавании нет времени – нет ни прошлого, ни будущего, есть лишь бесконечно меняющееся настоящее, которое длится менее доли секунды, и все же никогда не кончается. Всякое непосредственное сознавание – это вневременное сознавание.
И все же, благодаря чему у меня возникает это навязчивое впечатление, что я сознаю время, в особенности прошлое, всю историю моей жизни, все былое? Ибо несмотря на ясное понимание того, что в моем непосредственном переживании прошлого нет, а есть лишь бесконечное настоящее, я тем не менее твердо убежден, что знаю что-то о прошлом. И никакая игра слов не может убедить меня в обратном, ибо что-то ясно и убедительно говорит мне о том, что случилось минуты, дни и даже годы тому назад. Что это? И как это можно отрицать?
Ответ на первый вопрос представляется очевидным: это память. Ибо хотя я непосредственно не вижу прошлого, не чувствую его и не прикасаюсь к нему, я могу о нем помнить. Память убеждает меня, что прошлое было, и, фактически, если бы не она, у меня бы не было никакого представления о времени вообще. Затем я замечаю, что другие люди, судя по всему, также обладают памятью, и что все они сообщают примерно о том же прошлом, которое припоминаю я.
Исходя из этого я предполагаю, что память дает мне знание о действительном прошлом, хоть я и не могу непосредственно переживать его. Но именно здесь, утверждает мистик, я совершаю роковую ошибку. Мистик согласен, что когда я думаю о прошлом, все, что я на самом деле знаю о нем, представляет собой определенное воспоминание, – но, добавляет он, само это воспоминание есть наличное переживание, испытываемое в настоящий момент. Алан Уотс развивает эту мысль:
Но как быть с воспоминаниями? Разве не очевидно, что вспоминая о прошлом я тем самым знаю о нем? Ладно, вспомните что-нибудь. Вспомните, как вы встретили на улице знакомого. Что вы при этом сознаете? Вы наблюдаете вовсе не действительное событие – знакомого, идущего по улице. Вы не можете подойти к нему и пожать руку, или получить ответ на вопрос, который забыли задать ему в том прошлом, которое сейчас припоминаете. Иными словами, вы наблюдаете вовсе не действительное прошлое. Вы наблюдаете след этого прошлого в настоящем... На основании воспоминаний вы делаете вывод о существовании каких-то прошлых событий. Но вы не сознаете никаких прошлых событий. Вы знаете о прошлом только в настоящем и как о части настоящего.
Таким образом, действительное прошлое мне вообще незнакомо, я знаком лишь с воспоминаниями прошлого, а воспоминания эти существуют лишь в качестве наличных переживаний, испытываемых в настоящий момент. Кроме того, когда так называемое "прошлое" событие действительно имело место, оно имело место в настоящем. Следовательно, я никогда непосредственно не переживаю действительного прошлого. Точно так же мне незнакомо и будущее, я знаком лишь с предвидениями или ожиданиями, которые сами по себе есть частью того, что испытывается в настоящий момент. Ожидания, как и воспоминания, – это события в настоящем.
Увидеть, что прошлое, данное в воспоминаниях, и будущее, данное в ожиданиях, представляют собой события в настоящем, значит увидеть, что время существует только в настоящем. В свете такого понимания гораздо яснее становятся высказывания мистиков о времени и вечности. Возьмем, к примеру, знаменитые слова Мейстера Экхарта о двух видах библейских дней: "Дней больше, чем один. Есть день души и день Бога. День, был ли он шесть, или семь или более шести тысяч лет назад, так же близок к настоящему, как и день вчерашний. Почему? Потому что время содержится в Сейчас, в настоящем моменте. День души пал во время и образуется тем естественным светом, что позволяет видеть вещи. Однако день Бога – полный день, что объемлет день и ночь. Это момент истинного Сейчас. Прошлое и будущее равно далеки от Бога и отпали от пути Его." Или высказывание Николая Кузанского: "Вся временнáя последовательность равна одному и тому же Вечному Сейчас. Поэтому нет ничего прошлого или будущего". Теперь мы можем понять, почему Данте мог говорить о том невероятном "Моменте, для которого любое время – настоящее".